"Vse poteriat i zanovo." (СИ)

Собравшись с утра, в морально разбитом состоянии, я вышел на работу. Сегодня пятница, а это для меня теперь может значить лишь одно, то, что не дает мне покоя ночью и днем, похороны состоятся в это воскресенье. Закончив рабочий день, который прошел просто ужасно по причине тупых вопросов начальства по поводу моего настроения, я в очередной раз надрался до беспамятства и вырубился на кухне. Суббота прошла в делах. Я кое-как встал посередине дня, не имея желания поесть, собрался купить костюм на панихиду. Купив простой и строгий черный костюм, остановился на выборе алкоголя к этому вечеру, который сулил мне очередные раздумья в одиночестве. Мысли о знакомстве с близкими моему отцу людьми, коим я вряд ли являлся, засели глубоко в моей черепной коробке. В попытке думать о нашей с ними встрече меня сжигал изнутри интерес, и в то же время отталкивал страх быть лишним на завтрашних похоронах моего отца.

Наступило воскресное утро, которое для всех граждан моей страны ознаменовано как выходной день, но не для людей, что придут проводить моего отца в последний путь, и уж тем более не для меня. Сегодня будет много слез и горя на лицах сострадающих.

Выйдя из такси, одетый в черный костюм, я устремил свой взгляд на центральный храм. Архитектура храма завораживала, эти античные колонны, эти готические своды, которые словно под тяжестью веков решили склониться к проходящим мимо и скорбящим о потери людям и сказать им, так тихо, чтобы было еле слышно, практически шепотом, о том что жизнь полна скорби и страданий, однако прошлого не вернешь, а будущее можно изменить. И с этим приходится смириться, потому что как только подходишь к этим высоким монолитным стенам с бойницами, на состояние которых не повлияло даже время, осознаешь всю мощь, которую хотят передать во власть людям те самые нависшие своды. Врата храма были сделаны для того, чтобы держать оборону от врагов. Их толщина была примерно полметра, высота в районе пяти. Потемневший от времени и погодных условий дуб, из которого и были сделаны церковные врата, был украшен узорами из золота, которые создавали полную картину, в центре которой находился Иисус, несущий на себе огромных размеров крест, а вокруг него люди, животные, птицы и все те, кто присутствовал при последних минутах жизни до распятия.

Войдя в чуть приоткрытые врата, которые по мысленным ощущениям направляют тебя прямиком в ад, нежели в храм богослужения, становится неистово тяжело на душе. Люди убитые горем во всю показывают свое разочарование другим, в надежде быть, таким образом, не показчиками скорби, а людьми, в сердце которых покойный имел большую долю любви и понимания.

Войдя в храм, в нос ударил запах тлеющего ладана, вот я и на месте. По центру святыни на каменном, прямоугольном валуне, расписанным религиозной резьбой и украшенном золотым орнаментом, находился гроб покойного, сделанный из дорогого дерева и покрытый толстым слоем черного лака, внутренняя обшивка его сделана из белого шелкового материала. Позолоченные ручки, за которые будут нести гроб на кладбище, ярко блестели от зажженных свечей и лампадок. Венки, стоящие позади возвышения, были сделаны на заказ из дорогих, настоящих живых цветов. Фотография, на которой находился мой отец, была расположена строго по центру между венками. На ней он уже не был похож на того человека, что я помню из детства.

Я стоял недалеко от гроба, в надежде подойти и попрощаться с отцом после скопившейся возле него толпы. Бросив взгляд на толпу, мне было не тяжело заметить одну даму, которая по-настоящему была убита горем. Молода и прекрасна, с черными цветом, как и покрытый лаком гроб, волосами, одетая в черное, полностью закрывающее все платье. Эта девушка, на первый взгляд, которая выглядела максимум на тридцать лет, сжимала руку маленькой девочки. Это дитя еще не понимало, что произошло и по какой причине она и молодая незнакомка находятся среди собравшихся здесь людей, пустивших слезу ради чужого мнения о корыстных чувствах. Из-за огромного любопытства я двинулся в их направлении, но мне пришлось отложить свой интерес на второй план из-за наступления их очереди прощания с умершим. Подходя к возвышавшемуся над валуном покойному, незнакомка с неистовой любовью провела рукой по крышке гроба, которая закрывала ноги лежащего в нем, в великолепном черном смокинге, моего отца. Наклонившись к телу, незнакомка перестала плакать и поцеловала отца в лоб, потом немного приподнявши голову, почти шепотом, произнесла: "Почему ты меня оставил?". Приподняв девочку над покойным, чтобы та увидела лицо, тихонько заплакала и отошла за стоящие за валуном венки и фотографию погибшего. Я понял, что эта девушка была дорога моему отцу, как и он ей.

Настал мой черед прощаться, я подошел, положил свою руку на холодные руки отца, взглянул в его безжизненное лицо, и поцеловав в лоб, удалился в угол зала, в надежде что меня никто не будет пытать вопросами.

- Андрей? - подходя ко мне, с заплаканными от горя глазами, произнесла незнакомка.

- Да, мы знакомы?