Впрочем, рутиной этот выход был далеко не для всех. Если команды и командиры «Лены» и «Волги» уже привыкли к недельному болтанию где-то там «за Японией», то для команды «Авроры» и ее командира все было в новинку. Причем для командира — вдвойне, ведь он командовал крейсером всего три недели. Еще девять месяцев назад он был старшим помощником на маленькой канонерке, стационировавшейся в занюханном корейском порту. И даже мечтать не мог получить под команду что-либо крупнее минного крейсера в ближайшие пять лет — его величество ценз не позволял. Но… Канонерка называлась «Кореец». В том памятном бою Засухин даже не был на борту своего корабля. Он как ошпаренный носился по палубам и трюмам незнакомого ему «Варяга», командуя второй партией борьбы за живучесть, составленной из таких же, как и он, «чужаков на борту», матросов с «Корейца» и «Севастополя». Прорыв слился для него в непрерывное тушение пожаров и латание пробоин в бортах. Дальше — больше. Новый «Кореец», огромный, броненосный и при этом — абсолютно незнакомый, построенный по чужим, итальянским правилам и канонам кораблестроения. И его надо сначала забункеровать на ходу, потом довести до Владивостока, потом в пожарном порядке осваивать стрельбу из орудий незнакомых систем, потом, слава богу, уже не в должности и. о. командира, а родной и знакомой старпома осваивать маневрирование, учиться не только стрелять, но и попадать. А потом бой… Снова пожары, пробоины, беготня по палубам и трюмам, налет на Пусан, возвращение во Владивосток, с ежечасным ожиданием атаки миноносцев.
И только он после всего этого надеялся насладиться заслуженным, видит бог, отдыхом, как снова… Опять новый корабль, и теперь уже он — командир. Без всяких обидных приставок и. о. Первый после бога. «Старик». Н-да… А ведь он всего месяц назад на самом деле думал, что именно старпомом быть тяжело. Но, организовав за три недели установку на его (ЕГО!!!!) «Авроре» щитов для орудий и подкрепление их фундаментов, понял: командирский хлеб еще горше. А ведь подобную работу порт выполнял уже далеко не в первый раз, вроде все должны знать, что им надо делать… И спать приходится не больше, чем на прежней «собачьей» должности.
Столь скоропалительная, без всякого согласования со шпицем смена командиров кораблей в очередной раз взбудоражила Владивосток. Никто не мог понять, в чем же так провинился капитан первого ранга Сухотин, что его отправили сопровождать в Петербург поправляющегося после ранения Вирениуса. Точный ответ на этот вопрос знал только Засухин, но он предпочитал помалкивать. Ему Руднев при назначении на должность высказался в духе «я не знаю, могла ли „Аврора“ дотопить „Адзуму“, может быть, и нет. Но, видя, что „Лена“ начала преследование и по ней кормовые восьмидюймовки не стреляют, попытаться он был обязан. Хотя бы за компанию, что ли».
Крейсерство уже подходило к концу, угля оставалось меньше половины, когда во время очередной встречи кораблей Рейн с борта «Лены» невинно прокричал:
— Анатолий Николаевич, а не пробежаться ли нам на обратном пути ко входу в Цусимский пролив? А то тут океан как вымер, ну сколько можно рыбацкие шхуны топить?[20]
Немного поколебавшись, Засухин согласился, ему самому хотелось в его первый командирский выход свершить чего-то эдакое. Да и выводы из напутствия Руднева он сделал соответствующие. Именно это принятое наспех решение и привело к бою, впоследствии изучавшемуся всеми командирами крейсеров мира.
«Лена» и «Аврора» шли строем уступа, привычно разбежавшись на 60 миль, что больше было чревато потерей радиоконтакта. Причем «Аврора» намеренно отставала на пару десятков миль, чтобы прикрыть «Лену» в случае бегства от более сильного противника. Солнце только-только перевалило через полуденную метку, чем не преминул воспользоваться штурман для уточнения координат крейсера, когда на мостик «Авроры» прибежал запыхавшийся прапорщик Брылькин. Бывший телеграфист с Владивостокского телеграфа был самым гражданским существом на борту крейсера. Даже любимец команды дворняга Рыжуха была гораздо грознее и воинственнее его, особенно при попытке отобрать у нее честно украденную с камбуза кость. Но зато с его появлением радиотелеграф стал устойчиво работать на невиданной дистанции в сотню миль, а иногда и больше. Хотя Засухин подозревал, что тут свою роль сыграл внезапно заинтересовавшийся радио механик Лейков с «Варяга». Он две недели, сразу после памятного боя у Кадзимы, мотался по всем кораблям эскадры, что-то шаманя в рубках радиотелеграфа и перетягивая антенны между мачтами.
— Получена телеграмма с «Лены», — как ему казалось, четко и по-военному «доложил» Брылькин, которому за невиданную скорость и точность чтения и передачи сообщений прощалось все, — в квадрате Буки сто сорок восемь замечено восемь транспортов, ход восемь узлов, курс зюйд-вест-вест.