Все оттенки черного

— Да! Да!! — ревел он, двигаясь с интенсивностью гидравлического пресса.

Его напор не ослабевал, усиливался, заставляя Анну непрерывно вздрагивать от неописуемого наслаждения. И она вздрагивала, не отрываясь от его шеи, жадно глотая солоноватую жидкость и чувствуя, как, поглощенный страстью, он отчаянно напрягает все силы, чтобы продолжить свое дело, как этих сил становится все меньше и меньше, а его усилия все слаще и слаще для нее, даруя острое, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Они вскрикнули одновременно.

Он резко вытянулся в струну, его могучее тело судорожно сделало последний рывок и, обессиленное, выжатое досуха, упало на нее. И в миг этого последнего движения Анну пронзила такая яркая вспышка, что она тоже не смогла удержаться от возгласа. Она оторвалась от шеи любовника, и громкий, полный пронзительного удовольствия стон прозвучал над темными водами озера. Ее длинные ногти еще несколько мгновений, по инерции, царапали широченные плечи Коляна (Вована?), но кровь из царапин уже не выступала.

Пару минут она приходила в себя, затем с неожиданной силой отбросила безжизненное тело любовника в сторону, легко поднялась и, потная, окровавленная, потянулась навстречу полной Луне. Призрачный свет пронзил прекрасное тело повелительницы ночи. Она вскинула руки.

— Я — королева Луны! — Ее черные глаза сияли ярче боязливых звезд. — Я — хозяйка Вечного Мрака! — Притихли даже совы, лениво перекликавшиеся где-то далеко-далеко. Окутанная тьмой земля внимательно и вслушивалась в слова купающейся в серебре черноволосой женщины. — Я — черное пламя страсти!!

Анна рассмеялась своим чарующим, озорным смехом и легко побежала по лунной дорожке, вызывая целый фонтан блестящих брызг.

— Никто не может сравниться со мной!! Холодная вода послушно приняла ее разгоряченное тело.

Константин

В спальне был полумрак: Вера специально не выключила один ночник, чтобы Константин не блуждал в темноте, и крепко спала, свернувшись калачиком на своей стороне широкой кровати. Снедаемый жгучей страстью, Куприянов быстро сбросил одежду, забрался под одеяло и нежно провел рукой по плечу жены:

— Вера.

Она сонно улыбнулась, пробормотала что-то, но не открыла глаз.

— Вера!

Он взъерошил ее короткие каштановые волосы, поцеловал шею, нежно укусил в розовое ушко, провел рукой по бедру, но все было напрасно: женщина не просыпалась. Страсть горела в нем диким лесным пожаром.

— Вера!!

Константин раздраженно закутался в одеяло и повернулся к жене спиной. От черных четок, выпавших из кармана, по спальне распространился легкий, едва осязаемый аромат мускуса.

Страсть, разбуженная ночью, не отпускала ни на минуту.

Проснувшись, а он всегда просыпался ровно в половине восьмого без всякого будильника, Куприянов снова попробовал разбудить Веру. И снова безуспешно. Сонная жена лепетала что-то бессвязное, улыбалась, но упорно не желала открывать глаза.

«Приняла снотворное? — Константин знал, что Вера иногда употребляла его. — Может быть, вчера, после скандала, она специально наглоталась таблеток, чтобы я не мог ее добудиться?»

Раздраженный мужчина принял обжигающе холодный душ, но успокоения он не принес: Куприянов по-прежнему горел. Вернувшись в спальню, он еще раз попытался растормошить жену, но вскоре прекратил бесполезные попытки и начал одеваться.

Черные четки Константин положил в карман пиджака.

И всю дорогу до офиса задумчиво перебирал блестящие бусины, изредка улавливая исходящий от них легкий аромат мускуса.

Ювелирная компания «Куприянов» занимала прекрасно отреставрированный трехэтажный особняк на Пятницкой улице. В свое время Константину пришлось крепко постараться, чтобы выкупить это здание, памятник старой московской архитектуры. На его счастье, после семидесятилетнего красного варварства особняк находился в таком состоянии, что спасти его могла только срочная и дорогостоящая реконструкция. Константин нашел деньги, клятвенно пообещал, что дом примет первозданный облик, и городские власти пошли ему навстречу. Так сбылась очередная мечта Куприянова. Он выбрал Пятницкую не по соображениям престижа — «центр Москвы, знаете ли», — а по любви. Он обожал эту кривоватую улицу, обрамленную еще более кривенькими переулками, на которой местами еще сохранился дух старого Замоскворечья, дух купцов и меценатов. Константин вырос здесь, и потому, подбирая особняк для своей фирмы, он даже не рассматривал никакие другие варианты. Только здесь.

Страсть не отпускала его.

Продолжая мрачно перебирать черные четки, Куприянов поднялся на третий этаж, сухо кивнул расчесывающей волосы секретарше и прошел в свой кабинет.

— Леночка, сделай, пожалуйста…

— Кофе уже готов, Константин Федорович.

Впервые за все утро на губах Куприянова промелькнуло слабое подобие улыбки: Леночка всегда на лету угадывала его желания. Все желания.

Он бросил четки на стол и улыбнулся вошедшей в кабинет девушке.

— Спасибо.

На Леночке была тоненькая темная блузка, строгая юбка чуть выше колен, черные чулки и туфельки на высокой шпильке. Стройную шею украшало жемчужное ожерелье. Его подарок.