Все оттенки черного

— Мы нашли ее возле ограды, она не входила на церковный двор. С таким же успехом она могла бежать мимо церкви к Май-горе.

— Но зачем?

— Двигательное возбуждение, сопровождаемое бредом и спровоцированное токсикозом. И вообще, мало ли что могло ей привидеться?

Катя кивнула: так-то оно, конечно, так.

— Ей и за столом ведь тоже что-то почудилось, — продолжала Нина. — Когда началась истерика, то первый признак припадка был — типичнейшая зрительная-галлюцинация, сопровождаемая двигательно-речевым возбуждением. Понимаешь, она вроде бы к Смирнову обращалась, и тем не менее было заметно, что имела она в виду вроде бы и не его, а кого-то другого.

— Да, она все твердила: он… — Катя силилась вспомнить весь «инцидент». — Указывала пальцем на Смирнова, но взгляд у нее при этом был какой-то странный. Словно то, что испугало ее, пряталось в углу террасы или за буфетом.

— Типичнейшая галлюцинация.

— Кого же она имела в виду, если не Смирнова? Может, брата? — Катя вспомнила, как Сорокин наотмашь ударил сестру. Теперь, когда Лера была мертва, Катя испытывала мучительный стыд от того, что стала свидетелем той возмутительной сцены и не вмешалась. Ведь, возможно, Сорокина уж одной ногой стояла в могиле, а они… — Она ведь явно провоз пировала брата. Все кричала: ударь меня, что он, кстати, он сделал. Он и прежде с ней, видно, не церемонился.

— Зря ты так. Начнем с того, что в подобной ситуации и святой бы не сдержался. — Нина покачала головой. — А потом, ты Костю совсем не знаешь. Даже и вспоминать-то не желаешь, а это явный признак, что он тебе чем-то сразу не понравился. А Костя… Сколько я его помню, он всегда был добрым парнем. Только у него вспыльчивый, взрывной характер! Но причины, чтобы вот так взрываться, у него имелись.

— Какие же это причины? Нин, вообще, а расскажи мня про Сорокиных. Что это за семья была? Ведь ты их давно знаешь.

— Ну, что за семья… Хорошая, московская. Про их отца» правда, ничего не знаю; когда они сюда приехали, он уже ними не жил. Дачу эту, как и нашу, строил еще дед Сорокиных. Я и его не помню, умер он, когда я еще под стол пешком ходила. Был, судя по Костиным рассказам, военным, и весьма высокопоставленным, воевал. Мама Кости преподавала на филфаке МГУ. Где-то в начале семидесятых вышла вторично замуж. Отчима я хорошо помню. Дипломат, весь из себя такой… Они, между прочим, первые годы жили за границей — отчим в посольстве в Тегеране работал. Лерка с Костей там при посольстве в школу ходили. Но каждое лето вместе с матерью приезжали домой, в Союз, и жили все каникулы на даче. В перемене климата нуждались, там же жарища адская. Когда Костька учился в седьмом классе, мама их умерла. Вроде рак. Но как и что — он мне никогда не говорил. Они остались с отчимом, он же их усыновил. После школы Костька поступил в МГИМО — сама понимаешь, кто ему помог. Но ты вообще не думай, что он все по блату, он чертовски умный, одаренный парень. А к языкам у него вообще талант. Английский, арабский, иврит — это только его базовые языки, с которыми он работал. А хобби у него знаешь какое еще с института? Древние восточные языки: сирийский, арамейский, коптский. Он такие книги читает! Нам и во сне не снились. Его конек — раннехристианские тексты, апокрифы.

— У него? — Катя ушам своим не верила. Вот тебе, дорогуша, ярчайший пример того, что твое первое впечатление о человеке, да и второе, обманчиво.

— Когда же это он успел столько языков выучить? — спросила она. — Он же ненамного нас старше. И сестра еще инвалид была на нем. Нин, а между прочим, в прошлый раз ты мне ничего такого про этого полиглота не рассказывала.

Нина молча созерцала заросшую сорняками лужайку.

— У вас что-то было с ним? — тихонько спросила Катя.

— Не то чтобы было… Так, дачная история с продолжением. Я в него целый год была влюблена. Ну, дети совсем — мне семнадцать, ему двадцать с хвостом. Я тогда у Спесивцева в театре раз пять за сезон «Ромео и Джульетту» смотрела все грезила о… Знаешь, там Ромео-студентик в залатанных джинсах по сцене прыгал с шарфиком спартаковским на шее. Помнишь, наверное, и ты тот шарфик?

Катя кивнула, улыбнулась: а как же.

— А он что же, Сорокин? — спросила она.

— Он учился на втором курсе. Примерный был ученик. Все время на занятиях, на лекциях, дополнительных факультативах. А потом, знаешь как это у мальчишек? В первый раз сладко, а потом… Он был красивый мальчик. Он и сейчас недурен. Не находишь?

— Нет, Нина.

— Я и заметила, что Костька тебе сразу не понравился.

— А что, ты говорила, у них с отчимом произошло? Он же фактически отцом их был, вырастил их.

— Не знаю. Где-то на последнем курсе, перед самым дипломом, — сама я этого не видела, отец мне рассказывал. Костька приехал сюда, на дачу, на грузовом такси и выбросил из дома все вещи отчима. Прямо как в черной комедии — все, что годами было приобретено, все погрузил на такси и увез. Дача эта ведь им с Лерой принадлежит пополам, там какое-то завещание есть, от деда их еще осталось. Отчим прав никаких на дом не имел, думаю, и не претендовал на эту развалюху.