И Колосов быстренько-быстренько ретировался. Улетучился безо всяких объяснений — у него, мол, масса дел с «закреплением достигнутого по делу результата».
А Катя… ее бросало то в жар, то в холод. Она не находила себе места. И была чертовски зла на бедного Борьку, что его принесло с повинной к жене в такую минуту. Так некстати. Господи ты боже мой…
Борис же, как он бурно и взволнованно объяснял — больше Кате, потому что Нина хранила молчание, был «ну только-только с поезда, застал квартиру пустой, чуть с ума не сошел, обзвонил близких и дальних родичей и… тут вдруг вспомнил о даче». Как некогда сыгранный им в дипломном спектакле «Щуки» Чацкий, он «чуть свет был на ногах» и «у ваших ног». А взгляды, которые он бросал на Нину…
Катя сразу же ушла в сад, чтобы не мешать им выяснять отношения. И, как никогда в жизни, чувствовала в ту минуту в душе своей тоскливое одиночество, которое давило ее, как…
А Май-гору она последний раз увидела с поворота дачной дороги: после полуторачасового объяснения с женой Борька забрал их «вместе со всеми котомками и вареньем» домой, в Москву. Май-гора, при последнем взгляде на нее, снова показалась Кате похожей на перевернутую чашу, на упавший с небес, вросший в землю старый колокол, на могильный курган, тайна которого так еще далека от разгадки.
Нина тоже смотрела в окно — мимо машины проплывал лес, лес, лес. Она покорно кивала в такт словам мужа, а тот говорил, говорил, говорил, улыбался, бодрился, пытался шутить, словно демонстрируя Кате, человеку со стороны, что в их с Ниной отношениях снова все в полном ажуре. Все наладилось, вошло в прежнюю колею, что семья — снова семья, и третий, кем бы он ни был, тут абсолютно лишний, и они снова «плоть едина» — муж и жена, и…
Катя встретилась с Ниной взглядом: темные, темные глаза как ночь, как черная стылая осенняя вода. О чем Нина думала в тот миг? О ком?
Потом по ее смуглым щекам покатились слезы, как бисеринки…
— Нина, что? Что такое? — Борис беспокойно заерзал на сиденье, крепче вцепился в руль, озабоченно следя за женой в верхнее зеркальце.
— Ничего, сейчас все пройдет, — Катя крепко обняла подругу, ладонью стерла соленые капли. — Ты поезжай, Борь… ничего. Это она от счастья… Она просто рада, что ты вернулся… Что все кончилось.
Потом, уже в Москве, Катя долго ждала, что Нина позвонит, ведь… положение дел с Кузнецовым, хотя он и был арестован и ему уже предъявили, на основании фактов задержания, «рабочее» обвинение в покушении на убийство Смирнова, по остальным май-горским эпизодам было еще очень сложным и неопределенным. Катя ждала, что Нина спросит о ходе следствия, вообще как-то проявит себя, но… Но Нина хранила упорное молчание. Кате позвонил Борис — сообщил, что роды начались преждевременно и что Нину на «Скорой» увезли в роддом. Потом он снова позвонил среди ночи, разбудил Катю и Кравченко и громогласно сообщил, что он — отец. У них с Ниной родилась дочь.
Именно на этом счастливом событии Катя в какой-то момент и хотела бы для самой себя поставить в ЭТОМ ДЕЛЕ точку. Чувствовала: от объяснений будет только хуже, больнее. Не лучше ли все вообще забыть? Вычеркнуть из памяти, словно и не было ничего? Кому, в конце концов, нужна эта проклятая истина? Истина, ответ на вопрос: ПОЧЕМУ ОН УБИЛ? Почему он убил всех этих людей и покушался на убийство еще одного человека? ОН, который сначала даже не привлек к себе Катиного внимания, а потом стал даже симпатичен, потому что сделал добро Нине. Потому что при взгляде в его глаза Катя всегда, как ей казалось, читала как по открытой книге только о его любви к Нине Картвели. В его глазах там, в Май-Горе, была только любовь, ничего кроме — ни холодного расчета, ни желания смерти другим, ни жажды крови…
МОТИВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ? КАКОЙ ОН? Этот вопрос, повисший в воздухе, надолго стал навязчивой идеей и для Колосова. Май-горское дело трудно расставалось со своей главной тайной и даже после задержания фигуранта с поличным преподносило очередные сюрпризы. Допросы Кузнецова почти не давали результатов. Он отрицал всё, все обвинения. А после вступления в дело защитника и вообще замолчал.
Катя день за днем, неделю за неделей справлялась в розыске — есть ли новости? Ждала, что же будет дальше… И вот… Она хорошо помнила тот день — была среда и за окном лил дождь словно из ведра. На пороге кабинета Колосова она столкнулась с хорошо одетым, слишком уж хорошо и дорого для этих мрачных официальных стен одетым человеком: чернявым, быстрым как ртуть, несколько суетливым. Колосов говорил с ним подчеркнуто вежливо: что его, мол, сейчас на машине сотрудники розыска доставят в областную прокуратуру и там он подтвердит следователю свои показания, в том числе и на очной ставке с обвиняемым Кузнецовым, чем очень, ну очень-очень поможет установлению истины по делу. Человек не возражал, хотя по его озабоченному лицу и было заметно, что визит в прокуратуру доставит ему мало радости.