Всё не так

И тут засвистел судья, призывая меня наконец пробить назначенный пенальти.

Я подошел к мячу и нанес удар.

* * *

Пролетев на десять метров выше перекладины, мяч улетел куда-то вдаль.

Но мне было уже не до него. Я бежал к трибуне. А навстречу мне вниз по ступенькам бежала Катя, отбросив в сторону уже не нужный плакат.

Вокруг раздавались всевозможные звуки. Радостные крики японцев, попавших в финал Кубка. Разочарованные вздохи и грязные проклятия зрителей. Похабная ругань в мой адрес со стороны товарищей по команде. Крик Леонида Ивановича: «…и чтоб больше я тебя, козла, никогда не видел!»

Но я ничего этого не слышал. Я бежал к Кате, чтобы обнять ее, поцеловать и нежно прижать к себе — с тем, чтобы уже никогда с ней не расставаться.

Я был счастлив.

Рассказ пятый Былое и думы Фиделя Кастро

1 января 1959 года

Над побережьем Атлантического океана взошло утреннее солнце. Его первые лучи осветили по-своему великолепное зрелище — большой отряд вооруженных людей. Это шла на запад Повстанческая армия. До Гаваны оставалось километров двадцать.

— К полудню дойдем, — уверенным тоном сказал Фидель Кастро.

— И уж в этот-то раз революция победит непременно! — воскликнул Че Гевара.

— Давно пора, — заметил Рауль Кастро, младший брат Фиделя. — Сколько раз уже пытались, и все без толку. Когда-то нам должно было повезти.

— Да, сейчас ситуация наиболее благоприятна, — кивнул Фидель. — У Батисты почти не осталось солдат.

— Более того, не осталось и Батисты! — радостно закричал Камило Сьенфуэгос, прижимающий к уху плохо работающий радиоприемник. — Только что передали, что он покинул Кубу!

— Отлично! — потер руки Фидель. — Теперь в Гаване полное безвластие. И нам никто не помешает.

— Даже как-то обидно… — разочарованно протянул Гевара. — Столько готовились к этому походу, а в итоге войдем в столицу без единого выстрела.

Но тут раздался звук, после которого всю обиду Че Гевары как рукой сняло. Звук выстрела.

Потом еще один. И еще.

Поскольку выстрелы раздавались с запада, разглядеть неведомых стрелков во тьме революционерам пока не удавалось.

* * *

15 февраля 1979 года

Фидель Кастро отвлекся от героических воспоминаний и открыл коробку с сигарами. Гаванские, подумал он с некоторой гордостью. Лучшие в мире. Это признают даже ненавистные янки.

— Товарищ президент! — раздался знакомый голос.

— Да, товарищ Эрнандес? — повернулся Фидель к незаметно вошедшему в кабинет секретарю. Конечно, можно было бы назвать этото молодого парня и просто «Мигелем» — он бы не обиделся — но Кастро всегда старался бороться с чинопочитанием, и поэтому обращался к любому собеседнику как равный к равному.

— К вам посетитель, товарищ президент, — произнес Мигель тоном, в котором сквозила явная неприязнь. Нет, неприязнь не к Фиделю. К посетителю.

— Ну так зовите его сюда, — пожал плечами Кастро.

— Но ведь это… — несколько замялся секретарь, — профессор Хосе Родригес.

— Опять? — увидился Фидель. — Как же он мне надоел! Каждую неделю приходит, если не чаще.

— Вот я и подумал, товарищ президент… может быть, сослаться на вашу занятость и отказать? В конце концов, завтра же юбилей…

— Нет, товарищ Эрнандес, так не пойдет, — покачал головой Кастро. — Раз уж он пришел — придется принять. А юбилей… да что юбилей? В конце концов, это ведь даже не государственный праздник.

— Но ведь это годовщина вашего первого избрания на высший государственный пост! — благоговейным тоном воскликнул Мигель.

— И что же? — скромно улыбнулся Фидель. — Конечно, я несказанно горд оказанным мне доверием — но почему эту дату должна праздновать вся страна?

— Потому что народ вас искренне любит, товарищ президент, — ответил секретарь.

Кастро хотел возразить, но тут же передумал. Что ни говори, а народ его действительно любил. Иначе не переизбирал бы снова и снова.

— И все же, товарищ Эрнандес, — строго сказал Фидель, — нехорошо заставлять посетителя ждать. Он такой же гражданин, как и мы с вами. Зовите.

Профессор Хосе Родригес ждать себя не заставил, буквально ворвавшись в кабинет через пять секунд после ухода Мигеля. Несмотря на внешнее спокойствие, его явно сотрясала клокочущая ярость.

— Здравствуйте, господин президент, — сухо поздоровался Родригес с Фиделем.

— Я вам не «господин», — покачал головой Кастро. — «Господин» — это обращение слуги к хозяину. А я вам не хозяин.

— «Господин» — это уважительное обращение равного к равному, — возразил профессор, по-прежнему с трудом подавляя свои бурлящие чувства.

— Для уважительного обращения равного к равному, — не согласился Фидель, — существует слово «товарищ». Называйте меня «товарищ президент». Или «товарищ Кастро».

— Вы мне не товарищ, — презрительно фыркнул Родригес. — Называйте так своих лакеев.

— Хорошо, — примирительным тоном произнес президент, — давайте использовать слово «гражданин». Итак, гражданин Родригес, в чем состоит цель вашего сегодняшнего визита?