Все не так

– Это мы еще посмотрим, – сказал я, вставая. – Но ты прав, Володя, это не твое дело. И не лезь ко мне с этим.

– Больше не буду. – Он улыбался и, казалось, совсем не обиделся. – Этот разговор у нас состоялся в первый и в последний раз, обещаю. Просто я должен был все это сказать, чтобы потом не корить себя за то, что не сказал.

– Ладно, ты сказал – я забыл. Проехали.

Я попрощался с Даной, сидевшей перед компьютером и что-то писавшей, поглядывая в открытый альбом, и уехал. Разговор оставил противный осадок, даже не осадок, а какое-то долгое послевкусие, когда еда уже давно переварилась, а воспоминание о ней никак не смыть с языка водой и не стереть конфетами. Действительно, в тяжелой ситуации я остался один… И через восемь лет пребывания в столице оказался на той же точке, с которой начинал: без работы, без денег, без жилья, то есть за эти годы никакого движения вперед не наметилось. С этим невозможно спорить. Неужели Владимир прав? Но тут же мое живое воображение рисовало карикатурную картинку, на которой я в роли «помощника слабых», с огромными сумками, из которых торчали огурцы и кефир, покорно тащился вслед за одетой в дорогую шубу и увешанной цацками рыдающей немолодой теткой. И с этим соглашаться не хотелось категорически.

* * *

На следующий же день, злой и преисполненный намерений немедленно доказать неправоту Владимира Олеговича, я взялся за усиленные тренировки. Вообще-то я и раньше старался поддерживать форму, дома делал специальную гимнастику, а в доме у Руденко не упускал возможности попользоваться «тренажеркой» и, пока Дана ножка за ножку плелась по дорожке, подкачивал мышцы, но теперь я решил, что пришло время заняться собой всерьез и постепенно возвращаться в боевые кондиции. Нога болела все меньше, и мне показалось, что время пришло.

Через неделю стало понятно, что я непростительно поторопился. Боль в спине возникла такая, что пришлось отправиться к врачу. При всем негативном отношении к сказанному Володей его слова все-таки заронили в мою дурную голову некоторые сомнения, и врача я выбрал другого, не того, который лечил меня в больнице.

– Да ты что, парень, – произнес он, разглядев мои снимки и прочитав бумажки, выданные мне в больнице, – какие нагрузки? Совсем с ума сошел? И думать забудь! В большой спорт ты не вернешься никогда. Даже из головы выбрось.

Я пытался спорить и что-то доказывать, врач усмехался, показывал ручкой на какие-то участки снимков и терпеливо, как недоумку, объяснял, что «вот это» и «вот это» свидетельствует совершенно однозначно: одно неудачное падение или сильный удар по спине – и я превращаюсь в беспомощного инвалида на всю оставшуюся жизнь. Он талдычил это до тех пор, пока я не поверил.

В тот день я здорово набрался в клубе с какими-то малознакомыми мужиками, дома очнулся, обнаружив рядом с собой в постели страшную до невозможности девицу, и на работу явился в таком состоянии, какого у себя за последние годы и не припомню.

– Та-ак, – протянул хозяин, открыв мне дверь и потянув носом, – все ясно. Вечер был проведен бурно. Ну пойдем, у тебя есть пять минут, чтобы выпить кофе.

Мне хотелось не кофе, а умереть, предварительно расстреляв из гранатомета врезавшегося в меня водителя и всех врачей, вместе взятых. Но я покорно поплелся вслед за папаней в столовую, понимая, что если нельзя сделать то, что хочется, то надо делать хотя бы то, что можно.

Легче от кофе не стало, к головной боли прибавилось еще и сердцебиение, и я окончательно скис. Дана уже заглядывала к нам, давая понять, что готова заниматься, но папаня как-то не обратил на это внимания.

– Так что случилось-то? – спросил он, разглядывая меня, словно в первый раз видел. – Что праздновал?

– Себя хоронил, – буркнул я, едва ворочая языком.

– С какой радости?

– Меня обманули.

– Кто?

– Врачи. Сказали, что через полтора-два года я полностью восстановлюсь и смогу выступать. Оказалось – брехня. Ничего и никогда я больше не смогу.

– Странный ты парень, – усмехнулся Михаил Олегович. – И без всяких врачей понятно, что зарабатывать деньги таким способом ты все равно не сможешь до самой смерти. Ну еще пять лет – это максимум, а потом что? Жизнь – она длинная, и кушать хочется на всем ее протяжении, а не только в молодости. Представь, что тебе сейчас не двадцать девять, а тридцать четыре, твое время в спорте кончилось, и что дальше? Какая разница, когда настал момент, сейчас или через пять лет? Все равно ведь он настал, и ты пришел в ту точку, когда надо что-то решать. Вот и решай.

Слушать такое, да еще в тяжелом похмелье, – не подарок, и очередь ожидающих смерти от моего воображаемого гранатомета увеличилась на одного человека. Чтобы не сорваться и не наделать глупостей, я встал из-за стола.

– Пора заниматься, Дана ждет.

– Ну-ну. – Папаня посмотрел на меня как-то странно, не то насмешливо, не то неодобрительно. – Иди, занимайся.