Все мы равно виноваты

Важно опознать путь и руководящее начало. В этом смысле нельзя не приветствовать некоторых первых шагов нового царствования, нельзя не пожелать всею душою, чтоб оно продолжало твердо и безбоязненно шествовать в том же направлении. Нельзя не придавать значения уже тому, что в ряду государственных деятелей самое видное место предоставлено теперь нашею Верховною властью человеку, имя которого, столь популярное в России и столь несимпатичное ее врагам, всегда служило знаменем национального русского направления во внешней политике, а потому дает повод надеяться, что такого же национального направления будет держаться новое правительство и в делах внутренних. К сожалению, такие имена у нас редкость. Не на радетелей же Берлинского трактата могла бы, при нашем безлюдье, возложить свои упования Россия!.. Мы с благодарностью относимся и к первым опытам правительственного совещания с нечиновниками, с людьми независимыми, земскими в широком смысле этого слова, желая только, чтобы эти совещания, какое бы дальнейшее развитие они ни получили, остались чужды лживой, нерусской окраски западноевропейского парламентаризма. Было бы, однако, очень полезно, кажется, нам, чтобы правительство яснее, виднее, тверже поставило знамя русской национальности как единственного своего руководящего начала в делах не только внешней политики, но и внутренней, во всех своих начинаниях и действиях, – громче провозгласило принцип народности и выразило как-нибудь знаменательнее действительный союз свой с землею (под которою никак еще пока не следует разуметь существующие «земские учреждения»). Раз национальное начало будет провозглашено, явлено, ознаменовано, – чувство народности пробудится во всех сердцах с новою силою и вытеснит свободно и естественно, даже в среде самой нашей «интеллигенции», весь напускной сумбур чуждых представлений и чувств; народное доверие к правительству придаст ему новую силу, а полный простор, предоставленный полемике мнений, как бы радикальны некоторые из них ни были, послужит не к уловлению шатких умов, а лишь к вящему утверждению истины.

Но опасность, как мы уже вскользь упомянули выше, не в одном либерально-безнародном направлении, а столько же, если не более, в консервативно противонародном, представители которого принадлежат к так называемому высшему обществу (преимущественно в Петербурге) и которому, к несчастию, придает немалую силу опасение, впрочем вполне естественное и законное, замыслов и козней «крамолы». Мы полагаем, что независимо от разных внешних мер охранения, обсуждение которых принадлежит только специальному ведомству, самым лучшим противодействием яду крамолы должно бы служить именно национальное направление самого правительства: благотворные результаты такого направления не замедлили бы сказаться для всей русской жизни. Но в том-то и зло, что есть воззрение, иезуитски коварное, совершенно противоположного духа. Для борьбы с крамолой – слышится подчас – необходимо-де правительству опереться на все устойчивые монархические и вообще консервативные элементы, и не только в высших классах русского общества (которых консерватизм имеет будто своим главным основанием, как и в Англии, крупную собственность), но и в Германии или даже Австрии, и даже чуть ли не в польских графах и остзейских баронах! Понятно, откуда идут такие внушения: они нерусского происхождения. Они идут оттуда, откуда (в особенности после Берлинского трактата) стали умышленно, систематически смущать русское правительство хитрыми инсинуациями, что источник всего зла в России – национальное направление, что нигилизм и так называемый панславизм (читай: русское направление в политике) одно и то же и что для избавления от внутренней крамолы необходимо прежде всего держаться внешней политики князя Бисмарка и графа Кальноки, то есть предать всех славян в жертву Австро-Венгрии и отречься от всех национальных исторических заветов русского Народа!! На этой же струне играют теперь и польские аристократы, В том верном расчете, что ослабление национального чувства в русском правительстве поможет им достигнуть воссоздания Польши в старых пределах, с отторжением от России русского древнего края, или же иного преобразования, но также в ущерб России. Что так поют берлинские сирены во образе дипломатов и привислинские во образе польских ясновельможных аристократов, – это не удивительно, – но что находятся русские по происхождению люди, которые им вторят или подражательно распевают с их голоса – можно поистине диву даться! Это мыслимо разве только в Петербурге, который вообще теперь в ненормальном состоянии духа, чувствуя, что с возобладанием начала национальности его значению и господству настанет непременно конец. Нужно ли объяснять, что такие внушения и советы могут вести правительство только к пагубе и, лишив его народного сочувствия и доверия, не предотвратить, а только усилить опасность и самой крамолы и всевозможных бед?