Все могло быть иначе

— Я считаю, что только Дэвид может рассказать тебе о самом себе.

Не желая настаивать, Андреа, чтобы продолжить разговор об отце, зашла с другой стороны.

— Я нравлюсь Дэвиду.

Кэрли накрыла руку дочери своей рукой.

— Это не удивительно. Ты умная и симпатичная девочка.

— Ты не поняла меня. Я имею в виду, что он на самом деле любит меня. Он никогда не говорил мне этого, но думаю, что он не хотел, чтобы я возвращалась сюда, даже на время. Поэтому он решил поехать в Нью-Йорк, вместо того, чтобы остаться в Бекстере. Он боится, что я не поеду вместе с ним обратно в Лондон.

Кэрли была благодарна дочери, что та первой начала разговор на эту тему. Она должна была найти какой-то выход из создавшейся ситуации, не настораживая Андреа.

— Это неудивительно, — повторила Кэрли.

Она понимала, что не может ограничиться этим. Она должна высказать ряд аргументов, после которых девочка забудет об Англии раз и навсегда.

— Думаю, одной из причин, по которой Дэвид не хочет оставлять тебя здесь, является то, что ему нравится окружение добрых и симпатичных людей, а ты для этого очень подходишь.

— Ты ошибаешься, он не любит быть среди людей. Он, за редким исключением, предпочитает одиночество.

Андреа сжала руку матери.

— Мне кажется, он очень одинок.

— Почему ты так думаешь? — сказала Кэрли, тщательно подбирая слова.

Она хотела поставить дочь в положение, в котором девочка должна будет или защищать, или оправдывать Дэвида.

— Он живет такой жизнью, о которой большинство людей могут только мечтать, — продолжила она.

— Это не означает, что он живет так, как ему хотелось бы, — грустно ответила Андреа.

— Но, если это действительно так, он мог бы внести какие-то изменения в свою жизнь, — сказала Кэрли, стараясь выглядеть спокойной и отстраненной.

— Он не может.

Для Андреа не существовало никаких фактов и аргументов. Дэвид представлялся ей, как некая одинокая, трагическая личность, которой требовалась спасительная помощь со стороны его долго пропадавшей дочери. Кэрли хотелось взять Андреа за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы выскочил этот дурацкий образ из ее головы.

— Я достаточно долго знала Дэвида, и все это время он всегда был в состоянии сам позаботиться о себе.

— Откуда ты можешь знать, как он жил, как чувствовал себя, если ты его бросила? Ты не видела его целых шестнадцать лет.

— Я не бросила его, я его отпустила. Это большая разница.

— Для тебя — может быть, для него — нет.

— Он что разговаривал с тобой на эту тему?

— Нет, но во время разговоров на другую тему всегда проскакивают какие-то кусочки и детали о прошлой жизни. Я просто собрала их в одно целое.

— Может быть, ты не правильно их собрала?

— Я не понимаю, почему ты все так усложняешь. Дэвид все еще любит тебя так же сильно, как тогда, а может быть и еще сильней.

Гнев обуял Кэрли. Дэвид не мог рассказывать Андреа о своих чувствах. Следовательно такие выводы — всего лишь результат впечатлительности девочки.

— Он не имел права говорить тебе такие вещи.

Андреа откинула голову.

— А я имею такое право?

Только сейчас Кэрли поняла, как ловко Андреа поворачивала разговор в нужное русло. Теперь пытаться отступить или отрицать очевидное было бы не просто бесполезно, но и губительно.

— Первая любовь не забывается никогда, не зависимо от того, как потом складываются отношения.

— Значит ли это, что ты тоже все еще любишь его?

— В каком-то сентиментальном смысле, да.

Андреа задумчиво посмотрела на мать.

— А как быть с папой?

Ответ Кэрли зависел от того, кого из мужчин девочка имеет в виду. Она не хотела к тем поблажкам, которые уже получил Дэвид, добавлять еще одну. Поняв мысли матери, Андреа добавила.

— Я не буду называть Дэвида папой. Мы говорили об этом, и он считает, что мне лучше называть отцом Итена ради тебя, Эрика и Шона.

— Это правильно. Итен должен занять то место, которое должен занимать, — прервала ее Кэрли, не желая больше выслушивать дифирамбы Дэвиду. — Вся моя жизнь, да и твоя тоже, переплетена с жизнью Итена, с ним связано мое настоящее и будущее.

— А как насчет любви? — подколола Андреа.

Кэрли вовсе не хотелось касаться романтических фантазий ребенка в отношении Дэвида. В ответ она могла либо солгать, либо, что еще больше удивило бы Андреа, рассказать правду.

Но она предпочла остановиться где-то посередине.

— Я никогда не испытывала к Итену тех же чувств, что и к Дэвиду. Но это не значит, что я не люблю его так же сильно. Любить можно по разному. Подумай, например, как ты любишь…

— Если ты хочешь предложить мне сравнить мои чувства к тебе, бабушке или к папе и Дэвиду, то лучше не стоит. Разве можно полюбить кого-то другого так же сильно, как человека, за которого ты собиралась выйти замуж?

— Что-то мне подсказывает, что мы кружимся вокруг какой-то вещи, которую ты пытаешься скрыть. Почему бы не рассказать мне, что у тебя на уме? Может быть, если мы будем откровенны, нам скорее удастся прийти к каким-то конкретным выводам.

Андреа долго ничего не отвечала. Наконец, набравшись смелости, она сказала:

— Я думаю вот о чем. Почему бы тебе и Дэвиду снова не быть вместе?

Сердце Кэрли чуть не выскочило из груди: