Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России

Дойти до формирования такого человека, правда, власть смогла только через геноцид 30-х—40-х (сознательное истребление голодом, террором, ссылкой и коллективизацией миллионов граждан СССР, не вписывавшихся в контуры «советского человека») и беспощадное уничтожение собственного народа в годы войны на фронтах и в тылу, превращение его в пушечное мясо и промышленный ресурс (опять-таки предельно материалистический, функциональный подход, сегодня многими воспеваемый чуть ли не как образец государственного мышления и источник «нашей мощи»).

Большевики в основу сортировки человеческого материала брали критерий социального происхождения: рождение в пролетарской семье, от пролетарских родителей, обеспечивало привилегированное положение в послереволюционной социальной иерархии[142]. Влиятельный в 1920-е гг. философ-марксист А. Деборин подводил теоретический базис под программу создания нового типа человека: «Поскольку социалистические идеи овладевают нашей мыслью, они способны превратиться в чувства». Социалистические идеи, превращаясь в социалистические чувства, переделывают «все человеческое существо со всей его сложной психикой»[143].

Начальным этапом обработки «человеческого материала» была школа. В числе первых актов советского правительства было уничтожение старой системы образования. Чтобы построить новую школу, писал В. Лебедев-Полянский, один из руководителей наркомпроса, надо убить старую школу. Радикальность Положения о единой трудовой школе, закона, принятого в ноябре 1918 г., не уступала радикальности Октябрьского переворота. Ликвидировались все «атрибуты старой школы»: экзамены, уроки, задания на дом, латынь, ученическая форма. Управление школой передается в руки школьного коллектива, в который входят все ученики и все школьные работники — от учителя до сторожа. Отменяется слово «учитель» — он становится «школьным работником», шкрабом. Непосредственное руководство осуществляется школьным советом, включающим всех «шкрабов», представителей учеников (с 12-летнего возраста), трудового населения и отдела народного образования.

Авторы революционных педагогических теорий были убеждены в том, что «новое» и «революционное» — синонимы, что революционное тождественно новому и наоборот. В конце 1920-х гг. они обнаруживают, что ошибались. Государство не собирается отмирать. Оно начинает крепнуть с каждым днем: Сталин не жалеет для этого усилий. Одновременно меняется отношение к школе. В 1930-е гг. ей возвращаются все атрибуты «схоластической феодальной школы». Все эксперименты в области методов и программ обучения объявляются «левацким уклоном». Знаком разрыва с политикой строительства «новой школы» была замена на посту наркома просвещения А. Луначарского, занимавшего этот пост с ноября 1917 г., партийным деятелем, долгие годы занимавшим должность начальника Политуправления Красной Армии, А. Бубновым[144].

Но цель осталась прежней. Спор о характере школы касался не принципа, но методов, техники обработки человеческого материала. Основная проблема заключалась в необходимости сочетать воспитание нового человека и его образование. В первые послереволюционные годы революционная школа была необходима, в первую очередь, как инструмент разрыва с прошлым, разрушения дореволюционных общественных связей. В 1918 г. на съезде работников народного просвещения было сказано ясно и недвусмысленно: «Мы должны создать из молодого поколения поколение коммунистов. Мы должны из детей — ибо они подобно воску поддаются влиянию — сделать настоящих, хороших коммунистов… Мы должны изъять детей из-под грубого влияния семьи. Мы должны их взять на учет, скажем прямо — национализировать. С первых же дней их жизни они будут находиться под благотворным влиянием коммунистических детских садов и школ. Здесь они воспримут азбуку коммунизма. Здесь они вырастут настоящими коммунистами»[145].

Большевистская власть исходила из идеи, что главной силой исторического развития является классовая борьба, победителем в которой будет пролетариат. Были определены важнейшие практические принципы «коммунистического воспитания»: партийность, партийно-государственное руководство, классовость, наступательность и т. п.[146].

В итоге альтернатива не смогла стать реальностью. В сложившихся исторических условиях, когда утверждался тоталитарный режим, предполагающий полный, тотальный контроль над обществом и личностью, иного быть не могло. Конструировалась революционная тоталитарная идеология, обосновывающая необходимость формирования нового общества и «нового человека».