Все кончено

Врач (с терпеливой улыбкой). Вы опять о моей интуиции? О моем вещем сердце? Смеетесь надо мной после стольких лет, что я наблюдал вас? И ваших родителей, и его родителей тоже? После шестидесяти лет моей практики? (Показывает на Сиделку.) И тех сорока, что она приходит со мной, чтобы по ночам дежурить возле вас?

Жена. Да.

Любовница (с удивлением). Шестьдесят лет?

Жена (все так же, Врачу). Даже если это прозвучит так, будто я тороплю события, даже если я покажусь бессердечной, хотя это неправда, я все-таки спрошу вас — вы стараетесь его удержать или помогаете ему переступить черту?

Дочь вскакивает, потом резко поворачивается и быстро выходит из комнаты, хлопнув дверью.

Врач (внимательно следит за Дочерью, потом отвечает). Я перестал делать внутривенное вливание. Мы не… подкармливаем его, если угодно. Сейчас он дышит очень медленно… словно во сне. Сердце у него… (пожимает плечами)… очень ослабло… вернее — устало. У него продолжается внутреннее кровотечение. Дальше рас сказывать?

Жена (без выражения). Пожалуйста.

Врач. Если подойти и взглянуть… впечатление такое, будто всякий раз, как я на минуту отвернусь, он за это время уменьшается… Червям достанется немного.

Любовница. Огню.

Жена (настороженно.) Вот как?

Любовница. Он будет кремирован. «И не выхватывай моего сердца из пламени, — сказал он мне, — это не очень-то привлекательный орган».

Жена (уходит от прямого ответа). Возможно. Возможно, он и будет кремирован.

Друг (серьезно, взволнованно). Надеюсь, он не имел в виду сожжения под открытым небом… погребального костра?

Его прерывает согласный дуэт Жены и Любовницы, которые не могут сдержать холодный горький смех.

Сын (выждав, пока они немного утихнут). А у вас ничего… нет? Никаких бумаг?

Жена (обессилев от тихого, жуткого смеха). Должны быть!

Сын (страстно, как еще никогда в жизни). ДОЛЖНЫ БЫТЬ!

Любовница. Да!

Друг (растерянно, после паузы). У меня есть… бумаги… в запечатанных конвертах, которые я пока не вскрывал в соответствии с распоряжениями. Возможно, в них…

Любовница (сдержанно, но непримиримо). Это был устный… конверт.

Друг. Я буду руководствоваться тем, что написано.

Жена (полунасмешливо, полусочувственно). Еще бы!

Любовница (холодно, твердо как алмаз, в то же время женственно). О господи, что вы за люди! Вы будете руководствоваться тем, что я вам скажу. И как я скажу, так в конце концов и будет. Я же объясняла.

Жена (бодро, словно ее вдруг осенило). Нет. Мы будем руководствоваться тем, что есть. Тем, что реально существует. Господи, если человек хочет, чтобы его сожгли, пусть так и напишет — черным по белому. А может, подойдем к нему, потрясем за плечо… пусть пробудится перед лицом вечности, пока она еще не наступила. Пусть увидит над собой двух женщин, а за ними своего лучшего друга и пусть наконец примет решение. «Дорогой, мы просто хотим знать! Пламя или черви? Твоя любовница говорит, что ты предпочитаешь пламя, ну а я, — о, всего лишь твоя жена вот уже пятьдесят лет, мать твоих детей — сомнительных детей, правда, твоя правда, дорогой, — хочу отдать тебя червям. Скажи же нам сам, хорошо? Разомкни на миг свои бескровные губы или глаза, открой и закрой их, включи и выключи, дай же нам… окончательно… тебя не попять».

Любовница улыбается, медленно аплодирует, пять хлопков, семь, во всяком случае нечетное число. Короткая пауза. Жена в ответ на аплодисменты наклоняет голову.

Врач (про себя, но не понижая голоса). Смерть — это такая старая болезнь. (Замечает, что его слушают; обращается к Женей Любовнице с коротким смешком.) А раз это так, значит, приятно видеть у своей постели такого старика, как я; знакомого с ней так близко и так давно.

Любовница. Должна вас разочаровать. Я была недовольна, что вызвали вас. Тебе нужен врач помоложе, сказала я ему…

Жена. Не будьте жестокой.

Друг. Существуют обычаи…

Врач (не обижен, не сердится, пожимает плечами). Да ведь вы их приглашали… хирургов, консультантов, гораздо моложе меня — не то чтобы нахальных, но вряд ли тут нужны такие…