Все кончено

Сиделка. Яйца, мясо, молоко, сыр, масло, орехи, все крахмалы, за исключением картофеля и риса… все это вам вредно. Забудьте о них. Перед обедом немного виски, за обедом стакан хорошего красного вина, а перед сном секс. Тогда все будет в порядке. Вы дотянете.

Сын. До чего?

Сиделка (удивлена его вопросом). До того времени, когда вам будет пора умирать. Нет смысла его приближать.

Дочь (глаза в потолок, мотает головой, сквозь зубы). Смерть, смерть, смерть, смерть, смерть…

Сиделка (затянувшись). Смерть, да, она застигает нас среди жизни.

Раздается какой-то звук, все вздрагивают. Это Жена — она громко вздыхает во сне. Просыпается от этого звука, выпрямляется в кресле и снова вздыхает: «А-а-х!».

Жена (она уже полностью проснулась, но все еще не совсем пришла в себя). Я спала. Представьте себе. И во сне мне снилось, что я сплю, от этого я и проснулась. Я… я ничего… все…

Сиделка. Все в порядке, можете еще поспать.

Жена. Нет, нет, я не должна, я не могу. (Встает, ноги ее не очень слушаются, идет к Врачу.) Ничего не случилось? Я не…

Врач. Все в порядке. Не беспокойтесь.

Жена возвращается к сидящим в гостиной. Видит Дочь, останавливается, смотрит на нее с холодной ненавистью. Подходит к Любовнице и Другу, рассеянно кладет руку на плечо Любовницы. Смотрит в спину Другу, затем переводит взгляд на Сиделку.

Жена (Сиделке, без упрека). Вам разве не надо быть там?

Сиделка (с улыбкой). Было б надо, я бы там и была.

Жена. Да-да, конечно, простите. (Ни к кому не обращаясь, задумчиво.) Я столько всего видела во сне, столько странного и… Будто я хожу по магазинам, ищу какую-то пряжу, какой сейчас уже нет. Я это знаю, но думаю: может, где-нибудь еще осталась. Я не могу вспомнить, как она называется, и это, конечно, только затрудняет дело. Мне показывают несколько мотков пряжи, очень похожих на ту, что мне нужна. Особенно один, я его почти покупаю, но потом отдаю обратно. Все очень внимательны ко мне. Это даже не магазин, а то, что раньше называли лавкой. Я помню специфические… запахи, которые царят там. Так пахло в лавках, когда я была совсем маленькой. Видно, во сне я вернулась в прошлое, но мне ничего не могут подобрать, я спрашиваю, нельзя ли мне пройти в заднюю комнату, где хранятся запасы. Хозяева улыбаются и говорят: «Конечно, можно», и я прохожу через реденькую ситцевую занавеску в заднюю комнату. Она совсем непохожа на то, чего я ждала, — на полках ни картонных коробок, ни мотков бечевки, ни штук материи, ни коробок с надписями или с пришитыми сверху пуговицами, чтобы знать, что в них, — ничего этого нет. Одни только консервированные фрукты, овощи, горох, морковь и бобы и бутылки с соусами и кетчупами, банки консервированного мяса и что-то еще, чего не должно там быть и что мне совершенно ни к чему. Так что я возвращаюсь обратно через реденькую ситцевую занавеску и оказываюсь в комнате, которая была у нас в доме, когда мне было лет двенадцать, до того, как мы переехали. Это та самая комната, в которой тетка дала мне пощечину. Тут я поняла, что сплю, и от этого проснулась.

Сын (идет к двери возле камина). Извините.

Любовница (задумчиво). Сны.

Жена (немного печально). Да.

Сын закрывает за собой дверь. Жена обращается к Другу.

Тебе нехорошо?

Друг (выпрямляется и со вздохом отворачивается от огня). Нет, ничего. Когда пытаешься от всего отвлечься, становится легче. Я чувствовал, что не могу больше этого вынести — какое-то время назад. Не из-за того, что сделала она (указывает на Дочь), или сестра моей жены, или я сам, — в конце концов не из-за (делает неопределенный жест) всего этого. Просто я испытал умственную тошноту и подумал, что, если посижу очень-очень тихо, как когда-то в детстве, когда начинало тошнить, это пройдет. Ну, не совсем пройдет, так хоть чуть-чуть… полегчает. (Улыбается, печально.) Так и оказалось.

Дочь (робко, испытующе). Мама?

Жена (крошечная пауза, она слышала; обращается к Другу). Это я тебя расстроила. Прости. Я зло с тобой говорила. Ты ведь понимаешь.