Элли не знает, что сказать. Она явно не в своей тарелке. Сидит, уставившись на свои скучные черные брюки, словно надеется найти ответ где-то между складок ворсистой ткани. На шее ее болтается маленький дешевенький кулон в виде серебристой пентаграммы.
– Спасибо, – шепчет она, уткнувшись взглядом в колени.
«Просто не понимаю, что ты нашла в этой девочке», – часто говорит Грейс.
Я отвечаю: «Все». А если пьяна, сразу начинаю всхлипывать. И Грейс тогда отворачивается.
«По-моему, в ней есть что-то жутковатое», – однажды заметила она.
«Разве не во всех нас в этом возрасте было что-то жутковатое? – возразила я. – Во мне так точно. А в тебе?»
«Нет», – отрезала Грейс.
Я смотрю на Элли. Молчание ее лучше тысячи слов.
– Элли, что я могу для тебя сделать?
– Я хочу вас предупредить, – говорит она, и бледное личико ее принимает очень серьезное выражение.
– Предупредить?
Она кивает. И через плечо оглядывается на коридор. Дверь она оставила приоткрытой. Но закрывать ее уже слишком поздно.
– Студенты выражают… недовольство.
– Недовольство?
– Они кое с чем не согласны.
Острая боль пронзает мое бедро, позвоночник и кости таза.
– Так они недовольны или не согласны, Элли?
Она снова воровато оглядывается, потом поворачивается ко мне и шепчет:
– Мне кажется, они собираются написать жалобу.
Тело горит. Позвоночник ходит ходуном. Бедра вспухли. Ноги требуют немедленно вскочить, хотя стоять у меня получается не лучше, чем сидеть.
– Жалобу?
Она кивает.
– На что же?
Разумеется, я знаю, на что. И отлично понимаю, кто выступил зачинщиком. Могу себе представить, как она подговаривает остальных, в праведном гневе встряхивая пышными блестящими волосами. Эшли/Мишель, надо думать, горячо ее поддерживает. Как и Фов, которая, без сомнения, успела пошептаться с ней после репетиции. «Дорогая моя, просто хочу, чтобы ты знала, что я сразу заметила, какая Миранда упертая. И считаю, что ты абсолютно права. В конце концов, это твой театр. Если потребуется поддержка, просто дай знать». Тревор, ее правая рука, тупо кивает, как Первый убийца в «Макбете». А потом они всей компанией отправляются в кабинет декана.
Или не так.
Может быть, приехав на выходные домой, Бриана нажаловалась на меня своим родителям-толстосумам. Воображаю окутанную золотистым светом столовую. Бриану с сияющими в свете люстры волосами, сидящую на золотом троне с подлокотниками в виде когтистых лап. Лениво ковыряя отварного лосося и тушеную спаржу, лежащие перед ней на тарелочке, она вздыхает: «Миранда заставляет меня играть несчастную бестолковую девственницу!» Родители сочувственно кивают, прихлебывая янтарное вино из хрустальных бокалов. Потом мать, зажав изящную ножку в наманикюренных пальчиках, звонит своему давнему другу – вице-президенту колледжа. И жалуется на безумную преподавательницу, упорно желающую ставить пьесу, о которой они с дочерью даже не слышали. «Все хорошо, что хорошо кончается?» Это вообще Шекспир написал? Неужели ничего нельзя сделать? Конечно же, можно.
– Некоторые студенты, – продолжает Элли, снова быстро оглянувшись через плечо, – очень расстроены тем, что в этом году мы собираемся ставить эту пьесу. И решили на вас пожаловаться. Официально. Я подслушала.
Кровь бросается мне в лицо. Я поднимаю глаза на Элли.
Теперь она на меня не смотрит. Уткнулась взглядом в свои обтянутые черными брюками полные бедра. Это все потому, что она очень чуткая – дает мне время переварить эту информацию и взять себя в руки. И все же заметно, что она очень злится на них из-за меня.
– Когда ты это услышала?
Голос у меня совершенно спокойный. Чистое любопытство. Никакой паники.
– После репетиции. Когда уходила.
Я не могу плакать на глазах у Элли. Я себе этого не позволю. «Не смей! Не смей!»
– Спасибо, Элли. Спасибо, что дала знать.
Вот теперь голос у меня определенно дрожит. Ей пора идти.
– Профессор Фитч?
– Да, Элли.
– Хочу, чтоб вы знали, что я в этом не участвовала. Я бы никогда…
– Конечно, я понимаю.
– Просто мне показалось, что вы должны быть в курсе.
– Разумеется. Спасибо, что сказала.
– Профессор?
Пытаюсь силой мысли заставить Элли уйти. Чтобы я могла выплакаться. Упасть под стол. И успеть принять таблетки, пока не началось занятие «Шекспир на сцене».
– Да?
– Не знаю, заинтересует ли вас это, но…
Она откашливается, и мне вдруг кажется, что сейчас она достанет свой блокнот Волшебницы Шалот и начнет зачитывать мне вслух печальные стихи.
Но Элли только очень пристально на меня смотрит.
– Я делаю смеси для ванн, профессор, – говорит она. – И с радостью приготовила бы одну для вас.
– Смеси для ванн?
– Из разных сушеных трав, масел и солей, – быстро объясняет она. – Знаете, они целебные. И расслабляющие. Может быть, они и вам смогут помочь. Они ведь обладают восстанавливающими свойствами.
Она вспыхивает, на бескровной шее посверкивает кулон в виде пентаграммы.
– Я готовлю их для знакомых, – добавляет она. – И иногда для себя.
– Правда?
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное