– Все последнее время я не могу отделаться от чувства, будто кто-то с нарастающим интересом наблюдает за мной. Словно завороженный созерцатель рассматривает ожившее полотно с идеально изображенными сценами из моей жизни. Я же подобно артисту придворного театра самозабвенно играю свою роль для неведомого зрителя даже теперь, когда нахожусь в смертельной опасности.
После этих слов воцарилась оглушительная тишина, а на экране появились крупно взятые глаза Рианорикса, которые бесконечно долгую минуту пристально вглядывались в зал. Странный фрагмент кинокартины здорово напугал Дениса, отчего он вжался в свое кресло и непроизвольно поежился. Ему, как единственному оставшемуся зрителю, начало казаться, будто произнесенными фразами и совершенными действиями персонажи ленты пытаются донести до него какой-то важный посыл, намного более глубокий, чем основная идея сюжета.
Когда окружившие деревушку мятежники получили отказ на свое требование, в ход пошли подожженные стрелы. Их явное намерение без лишних сантиментов поджарить монарха, словно праздничного гуся, свидетельствовало о том, что государева смерть вполне устраивала главарей заговорщиков. Вскоре дом, где укрывался Рианорикс, занялся огнем, который стал быстро распространяться по кровле. Король вглядывается в небо через слуховое окно и, преодолевая мучительное удушье, обращается к всемогущим божествам:
– Я встал на путь дарованной вами истины, успев насладиться свободой штормовой волны, не беспокоящейся о своем непрерывном изменении во время краткого существования и спокойно возвращающейся в изначальное бытие бескрайнего океана. Однако от осознания скорой гибели меня все равно охватывает замешанный на горечи расставания трепет. Ведь насколько бы высоко не взмыл я духом, тело остается прикованным к земле. Именно из-за этой роковой двойственности мыслящий человек страдает даже больше, чем не ведавшее прозрений животное!
После крика души Рианорикса камера оператора от смотрового окна плавно взмыла вместе с клубами дыма в поднебесье и на широком экране открылся общий вид объятой пламенем деревушки с высоты птичьего полета.
С начала сеанса прошло менее часа, поэтому Денис предположил, что король и теперь обязательно выживет, а если погибнет, то только ближе к финалу кинокартины. Он был всецело захвачен появившейся динамикой фильма, и даже, как ему казалось, ощущал запах гари от сжираемых пожарищем сельских строений. Вскоре единственному зрителю стало заметно, как пространство в кинозале подергивается сгущающейся дымкой, а спустя еще одно мгновение он, непроизвольно зажмурив слезящиеся глаза, зашелся в судорожном кашле. В итоге Денису пришлось вскочить с кресла и начать инстинктивную эвакуацию из задымленного помещения. Несмотря на спешку, головокружение и размытое зрение, он бросил взгляд на широкий экран, где взятый крупным планом Рианорикс в густом дыму исходил крупным потом и содрогался от надрывного кашля.
Выбежав в панике из зрительного зала, Ден взорвался возмущенным криком:
– Вы спите что ли!? В кинотеатре пожар! Я чуть насмерть не угорел!
Ответом ему была тишина пустынного фойе, освещенного тусклым сиянием массивной потолочной люстры. В ту же секунду неожиданно громко зазвучали резкие сигналы пожарного оповещателя, заставившие ничего не понимающего зрителя вздрогнуть, попятиться назад и, оступившись, удариться плечом о яркую витрину попкорн-бара, враз покрывшуюся паутиной трещин. Окончательно растерявшемуся Денису меньше всего хотелось приумножать напасти злосчастного дня, поэтому он, не проронив больше ни слова, метнулся к стеклянным дверям заведения культуры и вскоре шагал прочь от него по сумеречному бульвару.
Ночью он долго не мог уснуть, то и дело ворочаясь на общаговской кровати, чей жалобный скрип был бессилен потревожить крепкий сон соседа по комнате. В уме всплывали эпизоды недосмотренного фильма, вспоминалась пугающая атмосфера безлюдного фойе загадочного кинотеатра, иногда возвращалось ощущение удушья задымленного зала, словно подожженного вылетевшими с экрана огненными стрелами мятежников. На удивление редко приходили быстро тающие мысли о готовящемся заместителем декана приказе, хотя до странных событий прошедшего вечера практически свершившееся отчисление из института воспринималось не иначе как конец света. К еще большему изумлению уже собравшегося прощаться с однокурсниками студента, узнавший все подробности потасовки замдекана, сменил гнев на милость и в личном разговоре признал, что погорячился с приказом, однако в силу своего ехидства все-таки вынес в завершение беседы устное замечание.
Казалось бы, жизнь самым чудесным образом вновь наладилась, однако прежней ее назвать можно было лишь с большой натяжкой. Из головы Дениса ни днем ни ночью не выходила история прерванного вследствие загоревшейся, как он полагал, проводки просмотра. Она нарушила привычное душевное спокойствие юноши, а также стала отправной точкой формирования нового взгляда на себя и окружающий мир.