Они оба присели на диван, тогда как Графиня предпочла устроиться на стуле за обеденным столом в другом конце комнаты. В беседу она не вмешивалась. Время от времени Конрад Симонсен бросал в ее сторону быстрый взгляд, и каждый раз при этом ощущал прилив раздражения от того, что она не осталась в машине. Все это и так было невероятно сложно, и присутствие лишних слушателей вовсе не упрощало ситуацию. Он рассказал о том, что произошло в Гренландии, а после этого перешел к сравнению обстоятельств убийств Мариан Нюгор и Катерины Томсен. Дважды, сам того не заметив, он путал имена жертв. Хозяйка слушала его с отчужденным видом, по-прежнему храня ледяное молчание. Ноги у главного инспектора ныли и чесались, казалось, сильнее, чем когда бы то ни было. Невероятно, однако сейчас он, можно сказать, был этому даже рад: физическое недомогание странным образом отчасти уравновешивало его нравственные мучения. Внезапно Ингрид Томсен прервала его:
– Да, что было – то было.
Это были ее первые слова с тех пор, как они вошли в ее дом. Голос у женщины был нежным и мелодичным, что удивительно не вязалось с ее внешностью. Это Конрад Симонсен также успел забыть. Она снова повторила свою мысль, на этот раз, правда, чуть расширив ее:
– Что было – то было. Теперь уже ничего не поделаешь.
Не зная, что сейчас лучше, продолжить свой монолог или замолчать, Конрад Симонсен выбрал последнее. Наступила долгая мучительная пауза, в продолжение которой он время от времени пытался заглянуть ей в глаза. Наконец Ингрид Томсен продолжила:
– Что тебе, в сущности, надо? Получить от меня прощение за то, что вы сделали с Карлом Хеннингом? Ты за этим сюда явился? Или, может, ждешь от меня сочувствия?
Конрад Симонсен и сам множество раз задавал себе вопрос об истинной цели этого визита и каждый раз оказывался не в силах дать на него сколько-нибудь разумный ответ. Разумеется, это было правильно – прийти к ней лично и признать, что полиция и он сам в свое время допустили ошибку, выдвинув обвинение против ее мужа. Однако разве не хотелось ему получить от этого посещения чего-то большего? Может, как она и сказала, он ждал от нее прощения – в той или иной форме? Он так и не успел ответить – внезапно женщина перестала потирать руки и резко с силой опустила широкие ладони на столешницу прямо перед собой. Звук вышел не особо громким, однако главный инспектор нервно вздрогнул от неожиданности. – Карл Хеннинг и Катерина покоятся на кладбище в Усле под каштаном как раз напротив автомобильной стоянки. Если хотите, можете пойти и переговорить об этом с ними.
Конрад Симонсен встал и спокойно сказал:
– Я не фабриковал улик против твоего мужа – по всей видимости, это сделал тот, кто убил Катерину. И я не убивал твоего мужа – он сам решил так поступить.
– Ты просто делал свою работу.
Он продолжал сохранять спокойствие и никак не реагировал на ее сарказм:
– Да, вот именно. Я делал свою работу. К сожалению, не лучшим образом, поскольку допустил ошибку, которая привела к несчастью. Но при этом – я все же просто делал свою работу.
Провожать их Ингрид Томсен не стала.
Доковыляв до машины, главный инспектор снял ботинки и плюхнулся назад, задрав ноги на сиденье. Зуд в лодыжках понемногу начал стихать. Графиня села за руль и двинулась к выезду из городка. Когда дома стали попадаться все реже и реже, она осторожно спросила:
– Что, хочешь съездить на это кладбище?
– Нет, на кладбище не поедем, а вот если увидишь какой-нибудь кабак – останови. Мне сейчас просто необходимо выпить кружечку пива и выкурить сигарету.
На миг обернувшись, она с улыбкой взглянула на него и снова сосредоточила внимание на дороге.
– Что ж, превосходно.
– А потом – еще кружечку и еще сигарету.
Последнее прозвучало по-детски капризно. Графиня вновь улыбнулась, на этот раз не оборачиваясь. И начала высматривать подходящее заведение.
Глава 8
– Андреас Фалькенборг!
Низкий хриплый голос Конрада Симонсена заполнил собой все помещение кабинета, проник в каждый его уголок, гулко отдаваясь в ушах присутствующих. Полина Берг встрепенулась, решив, что наконец-то сейчас ей воздадут должное за вчерашние достижения. Арне Педерсен и Графиня ограничились тем, что молча кивнули, Поуль Троульсен и вовсе никак не отреагировал.