Все или ничего

Вдруг она вспомнила про еще один, последний тайник и поспешно вытащила свой старый роликовый электромассажер. Теперь она использовала его только в качестве секретного хранилища для травки. Шейн подняла один ролик и сдвинула нижнюю металлическую пластинку.

— Пусто!

Шейн на секунду задумалась. Только один человек мог пойти на такие крайние меры.

— Мама!

Она натянула зеленые жокейские брюки и просторный свитер ручной вязки, стоивший целое состояние, сунула ноги в мужские ботинки, потом наклеила на левую щеку черное сердечко — чтобы позлить мать, подвела глаза черными тенями и спустилась вниз.

Сидя во главе длинного обеденного стола, Барбара, с телефонной трубкой в руке, обсуждала с кухаркой меню. В доме было пять телефонных линий. Бросив взгляд на телефон, Шейн заметила, что в ожидании связи уже «висят» два звонка.

Шейн подошла к буфету и налила себе чашку крепкого кофе из серебряного кофейника эпохи Георга III. Положив в кофе добрую порцию сахара, она выпила его залпом и налила вторую чашку. Все это время она не сводила глаз с Барбары.

— Консуэлла, мне надо поговорить с мамой.

Барбара нахмурилась:

— Когда мы закончим, Шейн.

— Нет, сейчас, мама, милая.

Шейн нервно заходила по комнате, но Барбара все же закончила разговор с кухаркой, затем отключила первую линию связи и велела второму абоненту «продать эмбрионы в Йоханнесбург».

— Ты мешаешь мне работать, Шейн. Что у тебя за дело?

— Куда ты дела порошок? — зло прошипела Шейн.

Барбара посмотрела на нее в упор:

— Спустила в унитаз.

— Кто тебе позволил? С каких это пор ты стала конфисковывать мои личные вещи, как будто ты из ФСБ?

— Замолчи и сядь, — терпеливо сказала Барбара Шейн не сдвинулась с места.

— Я сказала сядь.

Шейн села.

— Ты живешь в моем доме и должна подчиняться моим законам. Я вытащила тебя из калифорнийского санатория для наркоманов и привезла сюда, чтобы ты одумалась Но ты даже не пытаешься исправиться. — Барбара вздохнула. — Я тебя не понимаю, Шейн. Неужели тебе совсем наплевать на себя? Я ведь желаю тебе добра, я люблю тебя, Шейн. Постарайся и ты любить себя так же, как я люблю тебя.

— Именно так я себя и люблю, разве не заметно?

Барбару покоробили несправедливые слова дочери, но она сдержалась.

— Я не потерплю наркотиков в своем доме. Это мое последнее слово!

— Тогда я уеду.

— Уезжай.

— Дай мне только денег.

Барбара вскинула бровь.

— Пусть твои дружки оплачивают твою роскошную жизнь.

А я не собираюсь.

Шейн затряслась и медленно отхлебнула кофе.

— Ты не можешь забрать у меня отцовские деньги.

Губы Барбары скривились в торжествующей усмешке.

— Без меня ты не получишь ни цента. Он назначил меня твоей опекуншей. И до тех пор, пока я не посчитаю нужным, ты не сможешь сама распоряжаться деньгами. Мой юрист хорошо осведомлен о моем отношении к твоему трастовому фонду. А с сегодняшнего дня я вычеркиваю тебя из своего завещания.

— Что?

— Ты слышала. До тех пор пока ты не откажешься от наркотиков и не будешь жить по моим законам, ты не получишь ничего-Ничего, Шейн.

— Ты обращаешься со мной как с ребенком.

— А ты и есть ребенок. Я забираю твои игрушки. А если в ближайшем времени ты не исправишься, я заберу у тебя и Берта.

— Ты не сделаешь этого! Ты не Можешь играть человеческими жизнями, как пешками на шахматной доске! Берт — взрослый человек, ты его не заставишь!

— Посмотри наконец правде в глаза. Берт никогда не бросит Линн. Но я могу испортить ему жизнь, и я сделаю это. Если ты не хочешь себя спасать, то этим займусь я.

— Нет, мама, у тебя ничего не выйдет. Это могу сделать только я сама.

Шейн выбралась из-за стола и, пошатываясь, вышла из комнаты. В холле она схватила ключи от своей машины и, хлопнув дверью, выскочила из дома. Разговор с Барбарой, как всегда, ни к чему не привел.

Глава 15

Морин сложила свитер с воротником-шалькой и убрала его в чемодан. Она брала с собой только три платья, джинсы и рабочую рубашку. Хорошо, что осталось достаточно места, потому что назад придется везти много вещей. Она сунула в свою сумочку билет на самолет, косметичку и новый роман Стивена Бирмингема в бумажной обложке.

Хуанита ждала ее внизу у лестницы.

— Приехала сеньора Симе.

— Спасибо. Вот тебе мой нью-йоркский телефон — на случай, если понадоблюсь.

— Si, — уныло откликнулась мексиканка.

— Не вешай нос! Я уезжаю всего на несколько дней.

Глаза Хуаниты сделались огромными, как озера.

— Вы вернетесь?

— Конечно, вернусь. Теперь мой дом здесь, — Она выглянула в окно и увидела Шарлин, сидевшую на заднем сиденье своего лимузина. Луи, ее шофер, поднимался на крыльцо.

— Ну все, я пошла. Как прилечу, позвоню.

Морин отдала Луи багаж и уселась рядом с Шарлин.

— Я очень благодарна тебе за то, что ты вызвалась подвезти меня в аэропорт.

— Я делаю это с удовольствием. К тому же в дороге мы сможем поближе познакомиться. Я слышала, у тебя были неприятности со скотом.

— Откуда… — Но тут Морин вспомнила:

— Тебе сказала твоя горничная, да?

— И мой пилот. Он дружит с механиком Брендона.

— Ясно. — Перед Морин всплыло лицо Брендона, она вспомнила его ласковый голос.