Да, правильно, — заметил доктор Роб. — Как я сейчас припоминаю, в заключении о смерти Силии была указана какая-то частная клиника. Я должен все как следует проверить. Если Розамунда родилась в том же районе, пусть и в другом медицинском учреждении, то могут отыскаться какие-нибудь зацепки. Это хоть как-то сузит радиус поиска. А еще дата рождения...
Я попробую это выяснить, — пообещала мисс Коутс, поднимаясь со стула. — Смотри, Роб, вон она как раз входит в калитку. Возьми себя в руки, дорогой, она не должна ничего заподозрить. Если девочка уловит наше волнение, то поймет, что это связано с ней, испугается и упорхнет.
Нет-нет, этого нельзя допустить, — пробормотал доктор Роб, наблюдая за девушкой. Он взял художницу под руку и крепко прижал ее локоть к себе. — Господи, какое счастье, Элис, что именно ты ей встретилась на пути и она нашла у тебя защиту!
В ответ мисс Коутс на секунду прильнула к доктору. Заметив, что Розамунда приветливо машет им рукой, друзья отправились ей навстречу.
Розамунда сидела на песке, радостно болтала ногами в теплой воде и разглядывала пришвартованную у другого берега канала яхту «Гордость Лондона». Нежась на солнышке, девушка испытывала безмятежное счастье. Никогда в жизни ей не было так хорошо и спокойно! Даже неритмичный стук пишущей машинки Джона не раздражал ее, она почти его не замечала. Судя по всему, этот человек увлеченно работал, ему нравилось то, что он делал. В своем нынешнем душевном состоянии Розамунда была готова проявлять терпимость, понимание, почти радушие к людям, которые умудрялись жить по-своему, так, как им хотелось, и при этом не ущемлять чужих интересов.
Девушка замерла, глубоко задумавшись, гладкий лоб прорезали морщинки. Наконец-то и она живет своей собственной жизнью! Но как же ее поступок, наверно, расстроил тетю Рут! Розамунда не хотела волновать родственницу, но другого выхода у нее просто не было. Предположим, она не стала бы убегать из дома, что ожидало бы ее в этом случае?
Другого развития событий и быть не могло, Розамунда больше не сомневалась в этом, получив от тетки краткое, четкое послание, которое, видимо, далось последней не без труда. Тетя Рут по-прежнему не чувствовала за собой ни малейшей вины за случившееся.
Это было не письмо: тетка не могла ей написать. Это было невозможно, потому что никто не знал, где находится Розамунда. Но Рут Гастингс, узнав о бегстве племянницы, придумала, как с ней связаться, и стала размещать в каждом новом номере газеты «Дейли телеграф» в разделе личных сообщений свое послание: «Розамунда, дорогая, вернись ко мне! Я все прощаю, никаких упреков!
От первой части послания сердце девушки дрогнуло, но второе предложение заставило ее насторожиться. Да, тетушка встретит ее с распростертыми объятиями, не будет донимать ее жалобами и упреками, но в глубине души затаит обиду и никогда ни в чем не признает себя виновной.
Розамунда целую неделю провела у мисс Коутс, вернее, мисс Элис, и только еще больше утвердилась в правильности своего выбора. Казалось бы, невозможно мирно сосуществовать двум людям в таких стесненных условиях, как каюта небольшой яхты. Удивительно, но Розамунда ни разу не ощутила каких-либо попыток хозяйки вторгнуться в ее личное пространство. Общение было простым и легким, мисс Элис дарила свое радушие так искренне, что девушка не испытывала ни малейшего душевного дискомфорта.
Трудно представить себе двух столь не похожих друг на друга женщин, как мисс Элис и тетя Рут, думала девушка. Но в то же время у них прослеживалось нечто общее. У каждой было свое призвание, обе женщины весь свой опыт и знания отдавали любимому делу, и обе нуждались в общественном признании, чтобы чувствовать себя счастливыми и успешными. Но на этом, правда, все сходство заканчивалось. Рут Гастингс нуждалась в посторонней помощи, а мисс Коутс нет. Было еще что-то скрытое, трудноуловимое, что делало контраст между женщинами более явственным. Разница обуславливалась, видимо, и определенными чертами характера этих творческих натур. Розамунда никак не могла решить, какими именно. Лишь одно было совершенно очевидно: мисс Коутс принадлежала к типу людей, которые умеют давать, а Рут умела только брать.
В любом случае человеку никогда не следует злоупотреблять чужим великодушием и щедростью, особенно когда у него нет уверенности в том, что он сможет отплатить тем же, размышляла Розамунда. Самое малое, что она могла сделать в знак признательности и благодарности, — это взять на себя хлопоты по хозяйству. Девушка готова была заплатить за проживание на яхте, но мисс Коутс категорически отказалась даже обсуждать эту тему.
— Какой вздор, дитя мое! — воскликнула она, когда Розамунда заговорила о деньгах. — Ты выполняешь работу, которую я терпеть не могу делать сама. У меня остается больше времени на мое любимое занятие. А за это, между прочим, мне хорошо платят!
Розамунда знала об этом, но все равно испытывала интуитивное беспокойство. Она вспомнила, как отважилась задать художнице мучивший ее вопрос:
— Мисс Элис, почему вы так добры ко мне?