Гидеон работал в кабинете до самого вечера. Было двадцать минут девятого, когда Кристал, переодевшись к обеду, постучалась к нему.
— Мне надо закончить работу, — тоном, не допускающим возражений, ответил Гидеон на ее просьбу спуститься вниз. Мягкий свет канделябра падал на его уставшее лицо. «Он выглядит больным», — подумала Кристал, и хотя ее беспокойство относительно подозрений Гидеона понемногу улеглось, его вид снова встревожил ее. Гидеон был ее хозяином, ее путеводной звездой; он обожал ее, дарил дорогие подарки, не давал ни одному волоску упасть с ее золотистой головки. И пусть она не любила его, но была ему многим обязана и с ужасом думала, что настанет день, когда смерть разлучит их.
— Тебе принести что-нибудь? — спросила Кристал.
— Я сам могу позаботиться о себе и прошу только, чтобы мне не мешали.
Спустившись вниз, Кристал вышла на террасу, где обычно перед обедом собиралась вся семья.
Навстречу Кристал поднялся Падрик Митчел, высокий молодой человек с мертвенно-бледным лицом и выступающими вперед верхними зубами. Митчел был странным человеком, но необыкновенно преданным служащим. В свои тридцать пять он не имел ни жены, ни детей и служил Гидеону верой и правдой. Умный, но лишенный амбиций, он, где мог, отстаивал интересы Талботта. Он отвечал на самые важные письма и телефонные звонки, сопровождал Гидеона в деловых поездках и вообще был его правой рукой. Митчел получал самую высокую зарплату, и под его началом были еще три помощника Талботта. Но дело было даже не в зарплате и не в его положении, просто с тех пор, как ушел Курт Айвари, Митчел стал первым человеком, который знал все не только о делах, но и о самом хозяине.
Митчел наливал Кристал ее обычное компари, и она небрежно ему улыбнулась. Он был ее рабом, и она это знала. Однако она не знала, что служила для него возбуждающим фактором — он часто подсматривал за ней через открытую дверь ее спальни в Сан-Франциско и мастурбировал.
Потягивая аперитив, Кристал как бы между прочим заметила:
— Гидеон не выйдет к столу. Он работает. Вы работали с ним сегодня, Митчел?
— Только рано утром, миссис Талботт. Я ушел от него в десять пятнадцать. Больше он меня не звал.
— Я тоже видела его утром, и он показался мне немного усталым. Как он чувствовал себя в Египте?
— Однажды ночью у него был ужасный приступ боли в желудке. Как потом объяснил египетский врач — несварение желудка, но на следующий день он чувствовал себя хорошо. Мистер Талботт действительно плохо выглядит, но я считаю, что он просто устал. У нас было много встреч и переговоров. Сам президент Насер и его супруга устроили прием в его честь.
— Эти поездки его очень утомляют, — вздохнула Кристал.
На террасе появились Александр и Гид — оба в синих блейзерах и бледно-серых слаксах. На первом костюм сидел элегантно, на втором — как мешок.
— Победа! — закричал Гид, поднимая сжатую в кулак руку. — Мой шедевр закончен! А где папа?
— Он работает, — ответила Кристал.
— Но уже половина девятого, — заметил Александр, — да к тому же нам надо отпраздновать победу Гида.
— Пойду позову его хотя бы на пять минут, — сказал Гид, направляясь к двери.
Александр принес бокалы и три из них наполнил шабли, затем, посмотрев на мать, открыл бутылку виски.
Вернулся Гид. Лицо его было встревоженным.
— Мам, отец ведет себя как-то непонятно. Он не впустил меня в кабинет и закричал, чтобы я не мешал ему работать. Но в его кабинете нет света, да и голос у него очень странный. Такое впечатление, что он задыхается.
Волнение Гида передалось Кристал.
— Пойду посмотрю, что с ним, — сказала она, поднимаясь.
Не постучав, она вошла в кабинет. Кислый запах ударил ей в ноздри.
— Мне все надо закончить к завтрашнему утру, — она с трудом узнала голос Гидеона.
Кристал зажгла свет, и из ее груди вырвался крик. Гидеон лежал, распластавшись на кресле. По его лицу тек холодный пот, рубашка была мокрой, галстук сдвинут в сторону. Правой рукой он держался за сердце.
— Несварение… — чуть слышно прошептал он, — вчерашний обед, слишком много специй…
Кристал подошла к столу и набрала номер местного врача, услугами которого пользовалась их семья.
Всю ночь Митчел сидел у телефона, ожидая, когда его соединят с Римом, Джиддой, Сан-Франциско. Все переговоры были отменены. В шесть часов утра вертолет доставил больного и его семью в аэропорт Катании, где их уже ждал частный самолет с необходимой аппаратурой и кардиологом.
Когда они приземлились в Сан-Франциско, Гидеону стало немного лучше и он наотрез отказался ехать в больницу.
— Это врачам там хорошо, — сказал он, — а мне будет лучше дома.
Услышав знакомые твердые нотки в голосе мужа, Кристал успокоилась.
— Ты совершенно прав, дорогой, — она пожала его вялую руку.
— Скоро Новый год. Только идиоты могут проводить его в больнице, в обществе врачей. Пусть уж лучше они приезжают к тебе на дом.
Одна из комнат в доме была переоборудована под больничную палату, в которой разместили специальную медицинскую аппаратуру. По холлу сновали сестры и техники, в комнатах совещались врачи.