Все и побыстрее

Лиззи уже не могла плакать и тихо стонала. Джоселин бросилась к мужу. Он снова замахнулся, чтобы ударить ее, но Джоселин удалось увернуться, и удар пришелся на маленькую ручку девочки, которую она протягивала к матери. Ребенок зашелся плачем.

Этот удар по хрупкой ручонке дочери подействовал на Джоселин, как спичка, брошенная в бензин. Кровь прилила к голове, в ушах зазвенело, из груди вырвался дикий крик. Ванная комната закружилась у нее перед глазами, взгляд уперся в розовую вазу венецианского стекла. Ничего не соображая, Джоселин схватила ее и высоко подняла над головой.

Малькольм опешил и уставился на нее, В его взгляде было что-то такое, что навсегда запало ей в душу. Какая-то растерянность, желание что-то понять. Возможно, он осознал, что она стоит перед ним полуголая, с тяжелой вазой над головой, возможно, к нему пришло раскаяние в том, что он так упорно боролся со светом в детской, а возможно, он вспомнил своего отца с его методами воспитания. Что это было? До конца жизни Джоселин суждено было вспоминать этот взгляд и пытаться понять его значение.

— Я раз и навсегда отобью у тебя охоту терроризировать моего ребенка! — закричала Джоселин чужим, незнакомым голосом и опустила вазу на голову мужа. Розовые осколки, вспыхнув в свете электрической лампы, веером разлетелись по розовому мрамору.

Малькольм сделал ей навстречу два неверных шага. Джоселин выхватила Лиззи из его рук. Он упал лицом вниз, прямо на розовые острые кусочки. Звук нового удара, и все стихло.

Прижимая к себе дочку, тельце которой застыло у нее в руках, Джоселин остолбенело смотрела на мужа.

Малькольм лежал, распростертый на розовом мраморе. Время словно остановилось. Все внутри Джоселин замерло. Глазами стороннего наблюдателя она смотрела на мужа. Одна рука вытянута вперед, вторая прижата к боку. Ноги слегка раздвинуты. Он точно приготовился куда-то ползти.

Из головы Малькольма струились ручейки крови. Кровь подтекала под осколки вазы, образуя на розовом мраморе причудливую картину.

— Боже, что я наделала, — прошептала Джоселин, приходя в себя.

— Дорогой, вставай. Пожалуйста, встань.

Малькольм не шевелился.

Прижав к себе ребенка, Джоселин встала на колени и склонилась над мужем. Почему он не шевелится, ведь его глаза открыты? Он не может умереть! Они часто ссорились, и это всего лишь еще одна ссора. Он не может умереть.

Лиззи закричала, и Джоселин поднялась, смахивая с колен врезавшиеся в них осколки.

Глава 45

Супруги Айвари, обнявшись, стояли на пороге дома и смотрели, как машина сенатора, мигнув красными огнями, рванула вперед и скрылась за поворотом. В доме зазвонил телефон. Они переглянулись. Было уже одиннадцать — поздновато для светских звонков. Курт побежал снимать трубку.

Гонора слышала, как он сказал: «Джосс, помедленнее. Я ничего не понял». В его голосе звучало сострадание, так разговаривают только с больными. Гонора забеспокоилась.

Она вошла в библиотеку. Курт кружил вокруг стола, на котором стоял телефон. Его лицо было искажено гримасой боли.

— Слушай меня, Джосс. Никуда пока не звони. Мы скоро будем. Ты меня поняла?

Курт положил трубку и бросился к двери.

— Скорее! — выкрикнул он на ходу. Гонора побежала за ним.

— Что случилось? Авария?

— Нет, они дома, но случилось что-то ужасное. Что точно, я не понял. Джосс в истерике.

Выжимая максимальную скорость, они вскоре добрались до дома Малькольма. Дверь открылась, и они увидели Джоселин. Свет из холла освещал ее тоненькую фигурку. На ней была только полотняная юбка, в которой она приходила к ним в гости, по ногам струилась кровь.

Гонора первой выскочила из машины и бросилась к сестре. Ей в ноздри ударил странный запах, и моментально перед глазами всплыла картина: она, двенадцатилетняя девочка, пыталась забраться в прилегающую к дому конюшню, чтобы почитать там запретный роман, но когда открыла дверь, увидела там конюха, здоровенного парня, убивающего старую клячу. Тогда она ощутила такой же точно запах — запах крови и страха.

Лиззи, скорчившись, сидела под столом и испуганно хлопала глазами. Ее разорванная ночная рубашка была покрыта пятнами крови. Такими же пятнами был заляпан пол в холле и коридоре, ведущем в ванную комнату.

В дом вошел Курт и закрыл за собой дверь. Джоселин бросилась к нему. Ее лицо было искажено от страха. В ней трудно было узнать прежнюю Джоселин, интеллигентную женщину с умным, слегка ироничным лицом.

— Я сделала все, как ты сказал. Я никуда не звонила.

— Молодец.

— Помоги Малькольму. Пожалуйста, помоги ему. — Губы Джоселин дрожали, по лицу текли слезы.

— Джосс, — прошептала Гонора, протягивая к ней руки, но Джоселин отпрянула назад, как будто объятия сестры были ей неприятны.

— Он в ванной, ему очень плохо.

Курт подошел к двери ванной комнаты и заглянул в нее. Отведенной назад рукой он сдерживал Джоселин и Гонору, напирающих на него сзади. Через минуту он плотно прикрыл дверь и прошел в спальню.