Все это очень странно

Море набегает на пляж, ходит вверх-вниз, шипя и сворачиваясь пенным кольцом вокруг почтового ящика. Что-то в этом шипении не нравится мертвецу. Нет соленого запаха, какой должен быть у моря.

Кара? Жаклин? Пахнет то ли сырой обивкой от старого дивана, то ли жженым мехом.

Дорогая… Мэй? Эйприл? Ианта?

Кровать у меня в комнате с тонким шелковым бельем, а над ней любительский рисунок красками — женщина под деревом. У нее красивые груди, но очень странное выражение лица, странное для картины над кроватью. Даже в таком отеле, как этот. Она будто чем-то очень недовольна.

Еще у меня есть ванная с горячей и холодной водой, полотенцами и зеркалом. Долго в него смотрел, но лицо не показалось знакомым. Впервые я так внимательно рассматривал умершего. У меня темные волосы, редеющие на висках, карие глаза и хорошие зубы, белые, ровные и не очень крупные. На плече небольшой синяк… Селеста? — помнишь, там, где ты меня укусила, когда мы в последний раз занимались любовью? У тебя тогда не шевельнулось предчувствие, что это в последний раз? Ты была грустная и, кажется, злая. Твой взгляд так и стоит перед глазами… Элиза?.. ты смотрела на меня в упор, не мигая, и когда кончила, выдохнула мое имя — хотя я забыл его… Кэтрин?.. но помню, что ты произнесла его с ненавистью. Кажется, перед этим мы очень долго не занимались любовью.

Рост у меня примерно пять футов одиннадцать дюймов, и хотя вид не отталкивающий, выражение лица какое-то озабоченное, застывшее. Видимо, в силу обстоятельств.

Интересно, меня зовут случайно не Роджер, Тимоти или Чарльз? Помню, когда мы ездили в отпуск, был такой же кавардак с именами, правда, не с нашими. Имя подбирали ей, Беатрисе. Римма, Петруччия, Соланж? Мы писали имена на песке — посмотреть, как они выглядят. Начали с самых простых, вроде Джейн, Сьюзан или Лора. Потом попробовали практичные имена типа Полли, Мередит, Хоуп, и ударились в экстравагантность. Водили прутиком по песку, изображая целый выводок хмурых девчонок по имени Гадран, Иезавель, Иерусалим, Зедеения, Зерилла. «Как насчет Лули? — спросил я. — В нашей школе была девочка по имени Лули Беллоуз». У тебя растрепались волосы, жесткие и вьющиеся от морской соли. На лице целые галактики веснушек. Ты так хохотала, что повалилась на бок и сломала прутик. Наверняка вот так же выдумали, сказала ты.

С любовью,

ты знаешь кто.

Мертвец пытается вести себя так, будто просто отдыхает здесь, на острове. Пытается жить как обычно, соответственно месту. Насколько это вообще возможно. Старается быть хорошим туристом.

В кровати никак не уснуть, хотя картину он повернул к стене. Он не уверен, что кровать действительно кровать. Когда закрываешь глаза, там уже будто и не кровать вовсе. И мертвец перебирается на пол — пол в комнате как-то больше похож на пол, чем кровать на кровать. Он лежит на полу без одеяла и представляет, что не умер. Что спит дома рядом с женой и видит сон. Очень интересный сон — о том, как забыл имена всех гостей и хозяев на чьем-то дне рождения. Мертвец ощупывает свое тело. Потом встает и смотрит, как выпавшие сероватые комья на пляже впитываются в песок, собираются у почтового ящика — рыхлые, легкие, как пена.

Дорогая… Эльсбет? Дебора? Фредерика?

Тут становится все более неуютно. Если б вспомнить наконец, как тебя зовут, стало бы лучше, я знаю.

Я писал тебе, что попал на остров, но сейчас сам не уверен в этом. Отель и кровать тоже вызывают сомнения. Даже небо и море меня беспокоят. Я точно помню названия вещей и предметов, но не уверен, что они — это действительно они, понимаешь… Мэлори? К тому же я не уверен, что дышу. Когда я об этом думаю, дышу исправно. А думаю я об этом только потому, что, когда не дышу, становится слишком тихо. Знаешь… Элисон?.. в тех горах — в Беркшире? — на большой высоте даже реальные, живые люди начинают забывать дышать. Есть такое явление. Только как оно называется, я забыл.