Всё еще люди. Рассказы

Джоан кое-что удивляло. Некоторое время после пробуждения Алана из подмечаемых мелких деталей складывалось впечатление, что Карла теперь несколько меньше интересует парня, при том что эти двое по-прежнему проводили много времени вместе. А потом вдруг начало казаться, будто вернулась та самая настоящая одержимость Алана Карлой, что была до аварии, и даже усилилась. Разумеется, сын не делился с Джоан подробностями отношений, но аугментированная интуиция все больше не давала ей покоя. За то время, что она жила с дополнениями, Джоан уже привыкла к непрошеным догадкам, зачастую очень неожиданным, сперва изумлявшим и пугавшим ее. Так работал ее измененный мозг. Множество бессознательных корреляций разнообразных параметров, славших «наверх» тревожные сигналы.

«Я не могу точно объяснить всего, я просто знаю — здесь что-то не так».

Алан снова уходил. Мать опять нехотя отпускала сына. Нужно было только кое-что сделать.

— Алан, мне нужно взять образец твоей крови.

— Зачем?

— Ты же знаешь, наблюдение входит в мои обязанности. В этот раз они запросили анализ крови.

— Ну хорошо.

Алан послушно оголил правую руку. Джоан прижала к ней прибор для забора крови из вены. Легкий укол, самая малость материала.

— Вот. — Мать подала Алану пластырь. Он прилепил его на руку. — Скоро ты вернешься?

— Я до вечера, часов до семи.

Джоан вздохнула.

— Ну, давай.

Едва сын ушел, она с образцом отправилась по заранее найденному адресу.

По возвращении домой Джоан не застала Алана — было еще рано, середина дня. Эмма была на работе. Джоан решила, что стоит попытаться расслабиться и немного отдохнуть. Она легла на кровать в спальне, настроила утилиту-будильник на пробуждение через два часа и активировала паттерн перехода ко сну.

Удушающее чувство беспомощности. И два человека; грубый, отвратительный акт совокупления: крепкий мужчина средних лет, взявший силой девушку-подростка…

«Нет!»

Джоан проснулась. Ей казалось, она задыхается, было тошно, ее всю заполняло нечто, что лишь приблизительно можно описать словом «тревога». Было невозможно мыслить ясно.

Постепенно тревога ослабевала.

«Да, все мы никогда и не были «нами самими». Самообман — самое сердце чувства Себя.

Но это не отменяет прошлого. Так старалась убежать от него… Еще один самообман, как это по-человечески. Подчеркивала разницу между той девчонкой и тем, что было после. Но все-таки оставила ее трагедию, пусть и приглушенную, с собой, отказавшись от стирания».

* * *

2081, зима

«Дети — будущее». Для многих это прописная истина.

Генетическое и культурное наследие. Те, что придут после.

Родители лепят из глины то, что хотят — настолько, насколько податлив материал.

И он вылепил Карлу — вкладывая всю заботу и любовь, на какую был способен. Не все согласились бы с его методами — но разве не стоит пересмотреть многое из того, что человечество долгое время считало нормой? Хайвы, добровольный савантизм и прочее — разве не наглядное доказательство? И он знал, что Карла была с ним согласна. Они вообще редко ссорились — так уж он ее воспитал.

Она будет хранить в своем мозге субличностные модули, сохранит и все внешние слепки — он не сомневался.

И он знал: что бы ни думало большинство, это оно ошибается, а он прав. Он все сделал верно.

Он не считал, что это хуже с точки зрения эго-этики, чем стандартная лепка. Просто усовершенствовал процесс. Двое были близки, как ни один отец со своей дочерью, это определенно; иногда разделялись, периодически снижали степень их единства — чтобы потом слиться вновь. Он учил Карлу, та всем делилась с ним, а он — с ней, с самых ранних ее лет, когда они только начали интеграцию. Отец уделял ей столько внимания, сколько мог. Разве это не забота?

Наставление. Он готовил ее к тому, что ожидало ее как наследницу семейного бизнеса. Не жалел сил и средств на воспитание. Он знал: дочь оценит все это по достоинству. И даже когда его тело умрет, часть его будет в дочери, буквально в ее голове.

Пластичность материала для лепки — мозга — не привилегия только лишь юного возраста, как считалось когда-то очень давно. Но в ранние годы мозг более… податлив.

Отец и дочь были почти едины, когда сливались, — степень цельности соответствовала степени интеграции. Но вставала типичная проблема хайвов: эволюция не приспособила людей к такому межмозговому взаимодействию. Им тоже пришлось потрудиться, но тут со стороны дочери все было гораздо проще, чем у взрослых, решивших объединиться в коллектив: молодой и гибкий мозг куда более открыт воздействиям. Разумеется, и здесь пришлось прибегнуть к имплантатам и хирургии, проблемы оставались. Но у него были деньги. И были те, кто соглашался предоставить услуги в обход установленных предписаний.

Их союз. Их тайна.

Это так удивительно — насколько вещество в черепной коробке порой готово к переменам. Они оставили друг в друге глубокие следы, однако он знал, что рано или поздно придет пора расставаться. Отец следил за тем, чтобы Карла росла способной жить вне их союза, при этом все еще неся в себе те самые части его.