Всё еще люди. Рассказы

Эмма заметила, что по Камби к площади приближались белые с синим машины — дополнительные части полиции. «Не к добру это…» — промелькнула тревожная мысль. Но Эмма быстро прогнала ее: «Да нет, чепуха. Что я за трусиха?..»

Проходящая мимо женщина в бейсболке и зеркальных очках на пол-лица вручила ей листовку с эмблемой профсоюза промышленных координаторов Британской Колумбии. Глаза Эммы сразу выловили из текста набранное крупным шрифтом: «Солидарность работников всех профессий и форм занятости, модов и нон-модов в борьбе за права!» Эмма сложила листовку и засунула в карман. Прошло еще минут десять. Начали выступать с речами.

Внезапно какой-то мужчина неподалеку стал странно дергаться и кричать. Выглядело так, словно он копировал позы и движения людей рядом с собой — всех, кого мог увидеть, одного за другим. Судя по странному оживлению поодаль, что-то (непонятно точно, что именно) происходило в это же время и в других местах. Как потом прочитала Эмма, это, судя по всему, было частью полицейской тактики: спровоцировав внезапные приступы у людей с имплантатами, посеять зерна недоумения, страха, паники. Затем наступило время не столь изощренных методов. Разгон был отработан заранее. Водометы и дубинки гнали разрозненные части толпы, большинство людей просто бежало, некоторые пытались отвечать на полицейское насилие силой.

Эмма неслась невесть куда, плохо что-либо понимая в создавшейся неразберихе. Она видела, как какой-то парень споткнулся и упал, отстав от бегущей кучки людей; вот он поднялся с земли, но рядом уже стоял полицейский со щитом и дубинкой и, когда парень снова собрался бежать, ударил его по спине дубинкой, а потом к этому копу присоединился другой.

Тем временем Эмма поняла, что они движутся прямо к полицейским.

Эмма не сопротивлялась, когда ее сажали в полицейскую машину — не очень большой электрический «форд». После был вечер в отделении рядом с другими, такими же, как и она. Избитого парня она увидела в следующий раз только на фотографии в сети неделей позже. Стэнли Клепацки. Вокруг него развернулась длительная судебная тяжба, как и вокруг прочих серьезно пострадавших в то воскресенье от действий полиции.

* * *

2082, осень

— Все говорят об успехах, он уже давно не лежит в Центре, но он… не знаю. — Голос Эммы звучал тревожно. — С ним все равно что-то не так.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты же видишь… он какой-то странный. То разговаривает как раньше, отлично понимает сложные вещи, то ведет себя как маленький ребенок.

Джоан вздохнула.

— Да, я знаю. Никто не обещал, что будет хорошо все и сразу. Но он жив, так? И в его состоянии есть явный прогресс.

— Прости, я только… Это все тяжело.

— Я понимаю.

Была половина двенадцатого. Алан, должно быть, спал.

— Сколько в нем от старого Алана? Он таким не был. — Эмма почти плакала. — Знаешь, иногда приходят такие мысли, словно назло. Что он ненастоящий. Что он просто ИИ, присвоивший память моего сына.

— Послушай, некоторые из людей, перенесших инсульт, в гораздо большей степени меняются, при этом их не называют «другими». Бессмысленно говорить о том, что это ИИ, присвоивший тело и память, тем более — что он ненастоящий.

«Снова и снова я играю в эту игру. Говорю так, будто идентичность — не иллюзия.

Не было и нет единого Алана. И Эммы. И меня. И никого вообще. И опять лучше подыграть заблуждению».

Взгляд Эммы переместился в сторону дверного проема, и лицо ее внезапно изменилось. Джоан обернулась, уже догадываясь, в чем дело.

В дверях кухни стоял Алан и смотрел на обеих.

* * *

Запись из дневника:

«18/06/2049

Да, прошло уже много времени с тех пор, как я что-то писала сюда. Но пусть эта запись будет завершением. Хватит дневников. Теперь я совсем другая.

Наконец-то покончено со всей медицинской возней. Теперь я даже могу довольно спокойно говорить о произошедшем.

Больше полугода прошло с тех пор, как отчим изнасиловал меня. Уже нет тех эмоций, но все равно остановилась, прежде чем набрать это слово.

Не знаю, что он там думал. Наверное, считал, что я буду испуганной мышкой и не скажу никому. Насколько я могу вспомнить, наверное, я была близка к тому. Но память как будто не моя. Я не чувствую ее как свою с тех пор, как мне притупили отклик на воспоминание.