Все еще Элис

– Долгое время я думала, что просто переутомилась и замоталась, пытаясь успеть повсюду, – рассказывала Кэти. – Я работала на полставке фармацевтом, растила двоих детей, занималась хозяйством, носилась, как курица с отрубленной головой. Мне было всего сорок шесть, так что я и подумать не могла, что у меня может быть деменция. А потом однажды на работе я не смогла понять название препарата, не знала, как отмерить десять миллилитров. Именно тогда я поняла, что могу дать кому-нибудь не то количество препарата или даже не тот препарат. По существу, я могла случайно убить человека. Тогда я сняла халат, ушла домой до окончания рабочего дня и больше не возвращалась. Я была опустошена. Думала, что схожу с ума.

– А ты, Дэн? Каким был твой первый звоночек? – спросила Мэри.

– Я всегда был мастером на все руки. И вот в один прекрасный день я не смог починить вещь, которую раньше чинил легко. Я всегда содержал свою мастерскую в идеальном порядке, все на своих местах. Теперь там полный бардак. Когда у меня пропадали инструменты, я обвинял друзей в том, что они берут их у меня и не возвращают. Но виноват всегда был я. Я был пожарным. Я начал забывать имена ребят из команды. Не мог закончить фразу. Забыл, как готовить кофе. Я видел, как это происходило с моей мамой, когда был подростком. У нее тоже был ранний «альцгеймер».

Они рассказывали друг другу истории о первых симптомах, о том, чего им стоило узнать точный диагноз, о том, как они вырабатывали стратегию жизни с такой болезнью. Они слушали, кивали, смеялись и плакали над историями о потерянных ключах, потерянных мыслях, потерянных мечтах. Элис чувствовала, что ее действительно слушают и никто не делает скидку на ее болезнь. Она чувствовала себя нормальной.

– Элис, твой муж еще работает? – спросила Мэри.

– Да. Он с головой погружен в свои исследования и преподает. Еще он много разъезжает. Это тяжело. Но на следующий год у нас обоих будет творческий отпуск. Так что мне надо продержаться до конца семестра, и мы сможем провести вместе дома целый год.

– Ты справишься, ты почти у цели, – сказала Кэти.

Еще каких-то несколько месяцев.

Анна послала Лидию в кухню, приготовить пудинг с белым шоколадом. Теперь, когда ее беременность была заметна, а токсикоз прошел, она постоянно ела, как будто выполняла задание по возмещению утерянных во время токсикоза калорий.

– У меня есть новость, – сказал Джон. – Мне предложили место руководителя программы раковой биологии и генетики в онкологическом центре Слоуна-Кеттеринга.

– А где это? – спросила Анна с полным ртом клюквы в шоколаде.

– Нью-Йорк.

Никто не произнес ни слова. В стереосистеме Дин Мартин горланил «A Marshmallow World».

– Ну, тебя ведь не привлекает эта идея? – спросила Анна.

– Очень привлекает. Этой осенью я был там несколько раз. Это идеальное место для меня.

– Но как же мама? – спросила Анна.

– Она больше не работает и практически не ходит в кампус.

– Но ей надо быть здесь, – возразила Анна.

– Ничего подобного. Она будет со мной.

– О, пожалуйста! Я прихожу по вечерам, когда ты работаешь допоздна, я ночую у вас, когда ты в отъезде, и Том приезжает на уик-энды, когда может, – говорила Анна. – Мы не всегда здесь, но…

– Вот именно, вы не всегда здесь. Вы не знаете, насколько все плохо. Она делает вид, что знает то, чего не знает. Ты думаешь, через год она будет понимать, что мы все еще в Гарварде? Она сейчас, когда мы отходим от дома на три квартала, не может понять, где находится. Мы можем стоять в центре Нью-Йорка, я скажу, что это Гарвард-сквер, и она не заметит разницы.

– Нет, она поймет, – сказал Том. – Не говори так.

– Ладно, пока мы никуда не переезжаем. До сентября еще далеко.

– Не важно, когда это случится, для нее важно быть здесь. Если вы переедете, ей быстро станет хуже, – сказала Анна.

Они говорили о ней, как будто она не сидела в кресле в нескольких футах от них. Они говорили о ней при ней, как будто она была глухая. Они говорили о ней в ее присутствии, не вовлекая ее в разговор, как будто у нее была болезнь Альцгеймера.

– Скорее всего, мне больше никогда не представится возможность занять это место, а они хотят меня получить.

– Я хочу, чтобы она смогла увидеть двойняшек, – сказала Анна.

– Нью-Йорк не так далеко. И нет гарантии, что вы все останетесь в Бостоне.

– Я могу быть там, – сказала Лидия.

Она стояла в дверях между гостиной и кухней. Элис не видела ее до тех пор, пока Лидия не заговорила, и это внезапное появление дочери на заднем плане напугало ее.

– Я подала документы в Нью-Йоркский университет, в университет Брандейса, в Брауновский и в Йель. Если меня примут в Нью-Йоркский, а вы с мамой будете в Нью-Йорке, я смогу жить с вами и помогать. А если вы останетесь здесь, а я поступлю в Брандейса или в Брауновский, я тоже буду поблизости, – сказала Лидия.