Все до последнего страхи

Дэнни стал совсем другим человеком. Не лучше, именно другим. Когда в прошлом году его перевели в Фишкилл, в первый день он шел, с вызовом высоко подняв голову. На этот раз закоренелые уголовники скандировали: Свежая рыбка! Свежая рыбка! Свежая рыбка! Заключенных не назовешь величайшими оригиналами. Шедший впереди молодой парень плакал, но Дэнни не соизволил посоветовать ему заткнуться.

Сейчас он чувствовал себя закаленным бойцом, мотавшим пожизненный срок, и считался в тюремных стенах своего рода знаменитостью. Документальный фильм ему посмотреть так и не удалось, хотя он понимал, что тот стал настоящим явлением, – в тюремной библиотеке имелись газеты. К тому же он получал письма от «фанатов», а в тюрьме его навещали крутые адвокаты. Отец сказал, каждый из его новых защитников – настоящий профессионал, все они, в отличие от их предшественника, погрузились в дело с головой, задействовав все свои знания и умения. Они походили на Луизу Лестер, защитницу, прибывшую из Института по делам незаконно осужденных уже после вынесения обвинительного приговора.

Об этом деле строчили твиты знаменитости, и практически вся страна ополчилась на его родной городок, особенно на двух допрашивавших его копов. Даже президентская дочь – да-да, президента Соединенных Штатов – заявила, что она на стороне Дэнни. Но постепенно интерес ко всей этой истории, вместе с надеждой, пошел на убыль.

И вот теперь события приняли опасный для него оборот. Прошел слух, что после смерти родителей, застраховавших свою жизнь, ему достанется целое состояние. А прослыть в таком местечке человеком при деньгах врагу не пожелаешь. Хуже того, ему говорили, что на него заимел зуб Дэмиан Уоллес. Почему, он не знал, но здесь это могло быть что угодно.

Самым опасным местом был участок двора, в который утром вывели на прогулку заключенных, – узкий, забитый народом пятачок, только две камеры видеонаблюдения по краям, и поэтому он держался начеку. Пока ноги прочерчивали прямую линию, Дэнни рыскал глазами по сторонам в поисках опасности. Выглядывал Уолли. Подавленная вереница синих роб проплывала мимо, но никто не старался задеть его плечо, не мерил суровым взглядом, не устраивал потасовок, чтобы отвлечь надзирателей.

Благополучно пережив прогулку по двору и покинув его без остро заточенной зубной щетки между ребер, парень облегченно вздохнул. Тюрьма. Эта вонючая тюрьма! Когда-то Фишкилл служил психбольницей для преступников, признанных невменяемыми, и Дэнни мог поклясться, что тоже сходит с ума. Суждено ли ему вообще когда-либо выйти из этих зловещих стен?

Тетя пыталась добиться, чтобы его отпустили на похороны. Удачи ей в этом. Начальник тюрьмы чрезмерным состраданием не отличался. Однажды он сказал Дэнни, что начал смотреть документальный фильм, но тут же выключил. «Я сразу вижу, когда показывают чушь», – вот каков был его комментарий.

Поднимаясь по железным ступенькам, Дэнни размышлял, увидит ли он еще человека, ставшего его последней надеждой когда-либо выйти отсюда. Взглянуть на луну. Уснуть дома в собственной постели. Купить в забегаловке сочный бургер.

Тот приехал в тюрьму без предварительного предупреждения и солгал, назвавшись одним из защитников Дэнни. В тот самый день, когда Верховный суд отказал в пересмотре его дела. Такое совпадение парень считал отнюдь не случайным.

Звали этого засаленного мужчину в дорогом костюме Нил Флэнаган.

Он работал на губернатора и за миллион баксов обещался вытащить его на свободу. Говорить ничего из этого, конечно же, не говорил, опасаясь, что во время посещений ведется запись, но показал парню листок бумаги с заранее написанным предложением. А когда Дэнни его прочел, спрятал обратно в кейс и щелкнул замками.

– Ну что, по карману вам мои расценки? – Он изображал из себя кандидата в адвокаты и специально хитрил для записывающих устройств, которых не существовало.

– И где я, на хрен, найду такие бабки?

– Вы же у нас знаменитость.

– С того телешоу я не получил ни цента.

– А как насчет всех этих селебрити и благотворителей? У них ведь денежки есть.

Дэнни закатил глаза, но он никак не мог избавиться от ощущения, что в этом человеке есть что-то законное. Ну хорошо, если и не законное, то хотя бы настоящее. Подвоха он не чувствовал.

– Послушайте, когда я выйду отсюда, меня забросают предложениями. Я мог бы заплатить потом, и…

– Нет, мистер Пайн, в кредит я не работаю. Поговорите с отцом. Поговорите со своими благодетелями. Но поторопитесь, потому что предложение действительно только до определенной даты.

– Я зарабатываю пятьдесят два цента в час. И даже если бы мог где-то занять денег, откуда мне знать, что вы не врете? Может, как только я выплачу вам аванс, вы тут же растворитесь в воздухе?

– Мы дадим вам гарантии.

– Каким это образом?

– Вот достанете деньги, тогда и узнаете.

– Но почему? Почему ему не помиловать меня сейчас, после всего, что…

– Намечается его отставка.