Все для эго

– Нашем альбоме. Сотня снимков, на которых ты и твои любовники. Те, кого я прополоскал в газете, спустятся с небес на землю, когда узнают, как я добывал информацию. А падать с облаков довольно болезненно, уж поверь мне.

– Подонок…

– Так я тебя жду.

В тот же вечер она появилась с дорожной сумкой – еще прекраснее, чем семь лет назад.

– Даю тебе три дня в обмен на фотографии и негативы. Ну а твой отпуск? Задрипанный отель в Дижоне с видом на озеро? В Дижоне небось есть какое-нибудь озеро?

Я хотел объяснить ей, что ни к чему ездить так далеко.

Я смешал себе еще один коктейль и вытащил лед из морозилки. Скоро стемнеет, но жара не прекращается. Я включил вентилятор на полную мощность. Анна хочет пойти в душ смыть песок, который приклеился к ногам. Я выбирал песочек помельче, практически черный. Выгружая две сотни килограммов на пороге моего дома, шофер долго объяснял мне, что этот песок совершенно не годится для строительства. Мне понадобился целый день, чтобы разбросать его толстым слоем по пустой гостиной. Пола совсем не видно.

Я снова сложил свой шезлонг и поставил его к подоконнику. Стемнело. Из окна видны только огни супермаркета напротив. Там я скупил все лампы для загара, которые у них были. Они отлично работают. Через два дня мы оба прекрасно загорим. Анна попросила меня вынуть видеокассету, которая крутится с утра без остановки. После восьми часов пляжа, согласен, надоедает. У меня есть много других – Таиланд, Багамы, в видеотеке была полная коллекция «Путешествий». Заодно я выключаю вентилятор. Она начинает плакать и умолять меня развязать веревки, которыми я привязал ее к шезлонгу. Когда она слишком уж расходится, я завязываю платком ее нежные губки.

– Не дергайся, дорогая. Расслабься. Мы в отпуске.

Оппортюн

Мне хватило всего четырех секунд, чтобы разорвать нить, связывавшую нас на протяжении стольких лет.

Мы с женой целую вечность готовились к этой прогулке на яхте. Наши друзья, Жан-Пьер и Майте, только что вернулись из путешествия. Было что-то символическое в том, чтобы вот так собраться всем вчетвером в каюте и ночь напролет вспоминать прошедшую юность. И каждая минута моей жизни будет принадлежать той, кого я люблю.

Она все время повторяет, что мы так редко видимся.

Этот день должен был оказаться бесподобным, незабываемым. И я сделал все, чтобы он таким и стал. Но не так, как я себе представлял. Мы вышли из машины, пешком дошли до бухты, где нас ждали друзья, готовые к отплытию, с поднятыми парусами. Объятия, шутки, погрузка провизии, и тут, глядя на небо, я выпалил:

– И к тому же будет буря, а Сесиль это обожает, правда, любовь моя?

С этой секунды не могло быть и речи о путешествии, о яхте, ни даже о друзьях, в молчании под проливным дождем мы вернулись домой.

Надо сказать, что Майте обожает мою жену, это ее лучшая подруга. Жан-Пьер тоже очень любит ее, ведь они выросли вместе. А я просто боготворю – другого слова не подберешь – свою жену. С первого же дня я взираю на нее, как на совершенство, которое какой-то милосердный бог позволил мне встретить на моем пути, чтобы доказать мне, что жить на свете стоит. И несмотря на то что прошло немало лет, я до сих пор не знаю, за какое из ее достоинств я женился на ней: за ее красоту, за ее чувство юмора или за ее страстную натуру?

Вот только мою жену зовут не Сесиль.

Стоит ли продолжать? Объяснять, что Сесиль тверда и кисла, как зеленый лимон, что ей двадцать один год и что она смотрит на меня, как распятый Христос, каждый раз, когда мы занимаемся любовью в маленьком отельчике, где она ждет меня в два часа дня по средам и пятницам?