Все девочки взрослеют

Я робко кивнула, не зная, как его называть и что делать. Обнять? Или пожать руку? Он разрешил проблему, улыбнувшись еще шире. Прекрасные зубы, блестящие, ровные и белые.

— Ты получил мое электронное письмо? — поинтересовалась я.

— Получил, но визита не ожидал. Какой приятный сюрприз!

Тот же тон, что на кассете: теплый и дружелюбный.

— Добро пожаловать в Калифорнию.

Дед умолк. Мы смотрели друг на друга. Я вспомнила, как Френчель осторожно подходит к незнакомым собакам и деликатно принюхивается, пытаясь выяснить, друг перед ней или враг.

— Внизу есть кафе. Угостить тебя чем-нибудь?

— Да, спасибо.

Мне стало легче. Я не загадывала так далеко и теперь не понимала, что делать. А так вокруг будут люди. И Кевин.

— Мать с тобой? — небрежно спросил дед, когда мы вышли в коридор.

— Сейчас — нет. — Я отрицательно покачала головой.

Полуправда — именно то, что нужно нам обоим. Он придержал передо мной дверь кофейни. Для меня мы заказали нечто замороженное и перемешанное, со взбитыми сливками и шоколадным сиропом, для него — эспрессо. Мы отнесли кофе на столик у окна. Я помахала Кевину, который припарковал машину прямо напротив. Дедушка положил в чашку сахар.

— Итак, — начал он, — что тебя привело в наш прекрасный город?

— Просто захотелось погулять. И заодно напомнить о своей бат-мицве. Официально. Я оставила приглашение у твоей... бывшей жены, полагаю?

— Кристины, — коротко ответил дед.

Я думала, он еще что-нибудь добавит. Например, извинится за ее поведение и объяснит, что она больна или сошла с ума. Но он промолчал.

— Я впервые летела на самолете одна, — сообщила я.

Дед поднял брови.

— Неужели?

— Ну, я уже летала раньше. Но с родителями. Иногда мы летаем во Флориду, а еще я была в Калифорнии с мамой и тетей Элль...

Между его глаз прорезалась морщинка.

— Тетей...

— Люси. Она сменила имя.

Дед улыбнулся, сверкнув зубами.

— А манеру поведения она сменила?

— Что?

— Хотя вряд ли. — Он продолжал улыбаться. — Особых надежд она никогда не подавала. Твоя мать — другое дело.

Я опустила взгляд на кофе. Да как он смеет говорить, что тетя Элль не подавала надежд? Тетя Элль такая красивая!

Потом я снова посмотрела на деда. В нагрудном кармане его рубашки лежали сотовый телефон, пейджер и мятая пачка сигарет. «Сигареты? — удивилась я. — Разве врачи курят?»

Дед снял очки и потер переносицу двумя пальцами.

— Твоя мать — большая удача, — заметил он.

— Наверное, — отозвалась я.

— Как у нее дела?

— Хорошо.

— Всего лишь хорошо? — Дед положил очки на салфетницу. — «Хорошо» ничего не значит. Бесполезное слово.

У меня сжался желудок. Он имеет в виду, что я бесполезна?

— Мама занята! — выпалила я. — Очень занята.

— Неужели?

Судя по всему, ему скучно.

Я попыталась сменить тему.

— Итак... гм. Я почти закончила седьмой класс. Хожу в Академию Филадельфии. Знаешь такую?

— Погоди, — прервал меня дед.

Я следила за ним через окно. Он подошел к машине, достал из багажника альбом, вернулся и положил его на стол. Я сразу его узнала. Такие же фотоальбомы я разглядывала в «лишней комнате» бабушки Энн.

— Мне кажется, тебе будет интересно, — заявил он.

Дед открыл альбом на первой странице. Лысый младенец с широко открытым ртом, завернутый в розово-голубое одеяльце.

— Твоя мать, — пояснил он.

Затем перевернул страницу. Бабушка Энн улыбалась, баюкая лысого ребенка. Ее короткие волосы были каштановыми, а не седыми; кожа — гладкой.

Я уставилась на ребенка.

— Это тетя Элль? То есть тетя Люси?

— Нет. Кэндейс. — Дед постучал по фотографии пальцем. — Видишь, Энн еще не растолстела.

Я с трудом сглотнула.

— Тридцать фунтов с каждым ребенком, — сообщил он. — Хочешь верь, хочешь нет. Наверное хорошо, что твоя мать ограничилась одним.

— Да, — кивнула я, потому что дед ждал ответа. Я стучала ногой по полу, все быстрее и быстрее.

— У тебя наследственная склонность к набору веса, — наставительно произнес дед и оглядел меня налитыми кровью карими глазами. — Следи за собой.

Мне хотелось сказать, что я слежу за собой и что мать тоже следит: кормит меня только органической, натуральной, не содержащей гормонов едой. Мои обеды и перекусы — самые здоровые в школе, а лимонад я впервые попробовала в десять лет. Но я лишь помешала взбитые сливки соломинкой и сделала большой глоток.

Дед пожал плечами и перевернул страницу.

— Твоя мать, — указал он.

На ней был купальник с аппликацией лягушки на животе. Ее волосы были влажными и вились. Она бежала через лужайку с дождевальной установкой. На фоне снимка били струи воды. Мама улыбалась и перебирала пухлыми короткими ножками, гордо выпятив живот.

— Ей здесь четыре годика, в этом возрасте она уже знала все буквы. Я читал ей каждый вечер. Стихи. Шекспира. Каждый вечер.

— Очень мило, — пробормотала я.

Как же мне хотелось скорее сбежать! Я вспомнила кассету. Мужчины с добрым голосом, записавшего ее, больше нет. Я жестоко ошиблась, приехав сюда.

— Я научил ее читать. — Дед перевернул страницу.

Снова мама с тетей Элль. Сестры в комбинезонах стоят на коньках на ухабистой, рябой поверхности замерзшего пруда. Подо льдом проглядывает черная вода.

— Научил ее плавать.