Все демоны: Пандемониум

Шустрый молодой гоблин, недавно принятый на службу в местное почтовое отделение, почтительно положил кипу утренних газет перед входом в господский дом да Кассаров и тоскливо вздохнул, глядя на невозмутимых охранников, закованных в черные с серебром латы (после вчерашнего инцидента герцог распорядился выставить у дверей стражу). Он всегда мечтал очутиться на их месте, но непреклонный Думгар определил его в помощники почтальона, а гоблин плохо представлял себе того безумца, который рискнул бы спорить с герцогским домоправителем.

На самом деле такой безумец существовал и в сей утренний час попивал свежайший эфир, придирчиво наблюдая за тем, как крохотные домовые чистят его черный кожаный халат, в котором он намеревался явиться к первому завтраку. Ему предстояла долгая и упорная баталия по поводу давешнего свертка, и Дотт размышлял, какой бы животрепещущей темой отвлечь приятеля от обсуждения этой истории. Впрочем, судьба улыбнулась ему: на днях в Кассарии должно было состояться важное и по-своему знаменательное событие, и призрак надеялся, что оно полностью завладеет вниманием дотошного голема.

Заскрипело огромное колесо водяной мельницы, и приветливый скелет мельника Вафары возник на пороге, раскланиваясь с односельчанами, приехавшими к нему смолоть муку.

Какой-то тритон, одержимый идеей выиграть всениакрохский конкурс исполнителей фольклорной музыки, вылез из озера и, устроившись на замшелом камне, еще прохладном с ночи, принялся репетировать мелодию, совершенно неузнаваемую в его исполнении. Он вдохновенно дул в витую раковину, но не забывал при этом поворачиваться вслед за утренним солнцем, чтобы придать своему мускулистому торсу неповторимый золотистый загар. Житейский опыт подсказывал ему, что рельефные мышцы и безупречный оттенок кожи, равно как размер и цвет спинного плавника, гораздо чаще покоряют сердца капризных наяд, чем лирические мелодии.

На маленьком флагштоке у харчевни «На посошок» заплясал на ласковом ветерке черный с серебром флаг кассарийских некромантов, оповещающий всех лично заинтересованных о том, что божественная бульбякса, хмельной сидр и куркамисы с этой минуты стали общедоступны. Вальяжный Гописса смахнул со столешницы несуществующую пылинку и утвердил в центре стола высокий серебряный кувшин и четыре кружки с затейливым узором: он ожидал гостей — кузнеца Альгерса, старосту Иоффу и троглодита Карлюзу — на скромный дружеский завтрак.

В баре «Расторопные телеги» лихорадочно готовились к традиционному ежедневному визиту генерала Такангора Топотана со свитой кентавров, и десяток рыжих недовольных крыс под управлением кобольда Фафетуса и легендарного основателя сего заведения — ныне здравствующего покойного Нунамикуса Пу, восседавшего за высокой кассой в золотых очках, — суетились вовсю.

Нунамикус, восставший из мертвых по призыву своего повелителя в тяжелые дни нашествия тиронгийской армии, после окончания войны не пожелал возвращаться на тот свет, а остался на этом, с семьей. Вернулся он и на прежнюю должность, в результате чего несказанно довольный сим обстоятельством герцогский домоправитель Думгар отметил резкое увеличение суммы налога, поступающего из доходного и прежде бара.

Что же до самого рачительного голема, то он как раз наблюдал за слугами, накрывавшими к завтраку на открытой террасе господского дома. А благородный Такангор был разбужен громким голосом древнего инстинкта, который безошибочно подсказывает минотаврам, что завтрак (обед, ужин или закуску, чтобы продержаться до завтрака, обеда, ужина) вот-вот подадут.

Князь Мадарьяга мирно дремал в мраморном саркофаге под алым шелковым покрывалом, и веселый солнечный зайчишка, протиснувшись в узкую щелку между тяжелыми портьерами, карабкался по его хищно изогнутому носу.

Мардамон безмолвно тосковал под его окнами и чертил палочкой на земле план пирамиды с грандиозным обсидиановым алтарем. Он искренне надеялся, что перед этой роскошной пирамидой не устоит ни один некромант или вампир и он в конце концов обретет единомышленников. Предыдущие два часа он тщетно уламывал утоплика из колодца на заднем дворе стать первой добровольной жертвой и тем подать пример благородного самопожертвования в самом прямом и высоком смысле этого слова, а заодно войти в историю.

Но утоплик, уверенно считающий себя великим чародеем современности, к предложениям пришлого безумца отнесся более чем прохладно и наложил на него заклятие. А когда оно не подействовало, метко швырнул лягушкой.

Мардамон вовсе не являлся фанатиком, как можно было представить, наблюдая за его поступками. Он знал, когда еще есть смысл настаивать на своем, а когда разумнее отступить.

Теперь он терпеливо ожидал пробуждения вампира, чтобы узнать, угодно ли тому в качестве вступительной жертвы скромное, но вполне пристойное упитанное земноводное.