Все демоны: Пандемониум

— Что хочу, то и говорю, — брякнул Мема, который, как и все дендроиды, не понимал, отчего люди напридумывали столько условностей, иносказаний, вторых и третьих смыслов, когда нормальное существо должно изъясняться коротко, ясно и доходчиво. — Еще ни одному кассарийцу — это я о ваших славных пращурах — не удалось прожить жизнь в мире и спокойствии. И у вас не получится. Все воюют, и Кассария не исключение. Просто они сражаются за земли и золото, а мы — за могущество и власть, какие смертным и не снились. Потому и противники у нас соответственные.

— Какие смертным и не снились, — вздохнул некромант.

— Вы сами все понимаете. Так издревле повелось, что кто-нибудь обязательно ввяжется в войну с Кассарией: или демон, или дракон, или прекрасная ведьма, или особо опасный чародей.

— А мы всегда побеждали?

— В том-то и штука. Это как с Кровавой паялпой — чем дольше держится чемпион, чем больше у него побед, тем больше находится желающих помериться с ним силами.

— Глупо как-то.

— Только не говорите об этом милорду Такангору.

— Мема, скажите, про прекрасную ведьму — это тоже правда? Или все-таки поэтический вымысел?

— Я стихами не балуюсь, — строго сказал дендроид. — У меня своих дел по горло.

— Я думал, ведьмы бывают только в сказках.

— Хорошенькое дело, — изумился садовник. — Вас с утра до вечера окружают големы, демоны, странствующие души, феи, вампиры и оборотни. И среди всего этого — здрасьте вам — именно несчастные ведьмы отчего-то кажутся вам нереальными. А чем именно они вам не угодили?

— Дело не в том, угодили или нет. Просто я еще не слышал ни об одной ведьме.

— А мадам Мумеза вам кто? Невинный птенчик? Робкий цветик на полянке?

— Тогда уж скорее — волчья ягодка, — не удержался Зелг, припоминая грозную тещу Иоффы. — Только я был не в курсе, что она…

— Ничего особенного тут нет, — развел Мема всеми ветками. — Я — садовник, Гописса — трактирщик, Иоффа — староста, а Мумеза — ведьма. Профессии бывают разные. Правда, она хоть и сильна, но до вашей бабушки Бутусьи ей далеко. Как говорится — до небес на дохлом вавилобстере.

Зелг дал себе честное слово сходить в портретную галерею с кем-нибудь образованным и внимательно его выслушать. Список предков стремительно пополнялся неучтенными бабушками-ведьмами, демонессами и оборотнями. Кто женится на таких особах, находясь в здравом уме и твердой памяти?

— Ах, — сказал мудрый дендроид, то ли угадав его мысли, то ли сам думая о том же, — любовь не спрашивает позволения. Вот я когда-то увидел свой, цветочек и сразу пропал. Стоит — ствол тонкий, веточки стройные, листва пышная, изумрудная, а глазки — два озерца. Так и тонешь, так и тонешь.

Герцог оживился. Разговор обещал стать интересным. О глазах, ресницах, улыбке, тонком стане и прочих девичьих прелестях он был готов рассуждать часами. Он даже подумал, что стоит прочесть садовнику свое последнее стихотворение. Однако ему мешал странный звук, похожий на смесь мелодичного звона и легкого жужжания.

— В ушах что-то звенит, — виновато улыбнулся он.

— Оно, конечно, звенит, когда всякие феи станут размахивать крыльями, — пробурчал Мема. — Крутят шашни. А некоторые повадились цветы рвать, будто для них посажено. Ничего, в другой раз изловлю, не посмотрю, что рыцарь, что прозрачный — такое возмездие закачу за порчу герцогских садов, что Ад родным покажется.

Подул легкий ветерок, и возле Зелга появилась смущенно улыбающаяся душа лорда Таванеля.

— Осторожно! — завопил дендроид, вконец осерчав. — Вы чуть не сдули дядю Гигапонта.

Присутствие дяди Гигапонта в зимнем саду стало сюрпризом не только для Гризольды и ее воздыхателя, но и для самого Зелга.

Если Думгар пребывал в твердой уверенности, что замок с недавних пор кишит троглодитами, то герцог полагал, что он под самую завязку набит дядей Гигапонтом.

За завтраком он его «чуть было не толкнул», за обедом «чуть было не сел на его место», за вчерашним ужином «перебил на самом интересном месте». Ближе к полуночи исстрадавшийся некромант забился в музыкальную комнату, где, как выяснилось, тоже оказался дядя Гигапонт, которого он «внезапно разбудил странными звуками, которые по ошибке полагал музыкой».

— Прошу прощения, милорды, — расстроился рыцарь. — Я не имел намерений оскорбить невниманием милорда Гигапонта и вовсе не желал нарушить уединение вашего высочества.

Зелг чуть было не брякнул, что не может быть уединения в замке, где гостят всякие невидимые дяди, но невероятным усилием воли не дал словам вырваться наружу. И только кряхтел, как беременный барсук, застрявший в узкой норе.

— Мы с прекрасной Гризольдой… — пустился рыцарь в объяснения, очевидно полагая, что обязан подробно отчитаться перед герцогом, но фея его решительно перебила:

— Мы с Уэртом осматриваем замок, где ему предстоит жить. В принципе, ему понравилось. Только вот шпалеры в вашей спальне, дружок, нагнали на него отвращение и тоску.

— Гризя! — укоризненно воскликнул деликатный лорд.

— Нет уж, увольте! — забасила фея. — Не Гризя лепила на стены этот унылый кошмар.

— Но Гризя же!