Все демоны: Пандемониум

«В год десять тысяч семьсот тридцать третий от Сотворения Ниакроха старший магистр ордена кельмотов лорд Уэрт Орельен да Таванель, кавалер Золотого меча, официально сложил свои полномочия перед великим магистром Барбазоном д'Удетто и передал ему свое завещание. Согласно оному все движимое и недвижимое имущество лорда Таванеля в случае его смерти либо по истечении пятидесяти лет переходит в полное и безраздельное владение ордена с единственным условием — постоянно вносить его имя в списки, дабы не было оно забыто.

Поскольку лорд Таванель является единственным представителем своего славного многими героями и мыслителями рода и иных наследников его фамилии не существует, орден обязался хранить священную память о господах Таванель, понеже сам будет существовать.

После того Уэрт Орельен да Таванель самолично обошел всех членов ордена, включая простых рыцарей и послушников, и пригласил их на прощальный пир. Сей пир был дан в главном зале, на первом этаже башни Генсена и длился ровно до полуночи.

После двенадцатого удара часов лорд удалился в молельню вместе с великим магистром и двумя ближайшими друзьями, которым вскоре предстояло повторить его подвиг. Вознеся хвалу Тотису и попросив его укрепить храброго рыцаря в решимости совершить великое деяние на благо людей, кельмоты простились со своим товарищем.

Затем лорд Таванель надел боевые доспехи и вооружился мечом.

Все члены ордена собрались у Врат, провожая очередного кельмота в неведомое.

Через два часа после полуночи Уэрт Орельен да Таванель пересек Черту».

— Вот, собственно, и все, — заключил Узандаф. — Разумеется, он тоже не вернулся. Полвека спустя его замок и имущество пустили с молотка, а средства ушли в казну ордена. Его имя честно вносилось во все списки еще лет пятьсот, но при предшественнике графа да Унара орден запретили, многих рыцарей и магистров отправили в изгнание; кое-кто поплатился головой за свои убеждения, хотя официального процесса не было. Забыли всех. Таванель не стал исключением, тем более что память о нем хранить больше некому.

Теперь, когда ты о нем заговорил, мне кажется, я вспоминаю его. Голубоглазый, высокий, всегда улыбался. Он долгое время служил в рыцарской кавалерии, потом стал капитаном в элитном полку меченосцев.

— Очень похож, — закивала Гризольда, услышав описание. — С поправкой на бесплотность. За прошедшие века он и сам мог позабыть свой облик.

— Нередкое явление, — подтвердил Дотт. — Многие призраки лишены лица, ибо ни восстановить подлинное, бывшее при жизни, ни вообразить новое не в состоянии. Почему-то очень часто это происходит с хорошенькими женщинами, которые не отходили от зеркал. Кажется, уж кто-кто, а они должны наизусть знать каждую свою черточку. Нет. Терзаются, мучаются, лепят внешность с чужих портретов, а толку — чуть. Гладкая поверхность, как шар. И туда же, на танцы, — заворчал он уже о своем. — Кавалеров подманивают. А зачем мне дама без лица? Чем она мне интересна? Разве что безупречной фигурой, но это редкость.

— Ты отвлекаешься, — заметил Узандаф.

— Головной полк, — со странной гордостью произнес Мадарьяга. — Тоже, по-своему, смертники.

— Мой папенька в молодости служил в головном полку. Еще до того, как стал странствующим рыцарем и познакомился с маменькой, — вставил Такангор.

— Я вызывал всех рыцарей, отправившихся в Бэхитехвальд, поименно, по спискам, — продолжил Узандаф. — Поверь мне, никакой души Таванеля в природе нет и быть не может. Я имею в виду природу Ниакроха.