Все, что получает победитель

Дина слушала, слушала — и у нее начинал зреть концепт. На очередную летучку она пришла с несколькими проектами, самым нижним лежал бесперспективный Шуриков подмалевок про сладкие небеса. Дина, конечно, довела его до ума. И вдруг выбрали именно его! Пришлось даже поерзать от ревности. Соревновательный дух всегда портил Дине семейную жизнь. Быть лучше ее самой имел право только ее сын. И кстати, для него было бы полезнее иметь не сестру, а брата — тогда пришлось бы всегда быть в тонусе из-за соперничества, закалиться во внутрисемейной ролевой игре «Зарница». Но дитятке не пришлось оттачивать удар в боях за материнскую любовь, он рос диковатым сибаритом и ерником. Хорошо хоть, в армии повезло попасть в незлобные погранвойска. Но нельзя уповать на случай. Себя нужно держать в ежовых рукавицах постоянного соревновательного тренинга. Мир жесток, и надо стать еще жестче.

Кто бы говорил! Дина пробовала стать жестче. В результате не вовремя напивалась, захлебывалась эфемерностью всего сущего и выдыхала трепещущую, как придушенный птенец, любовь. Любовь до востребования.

— Быть кем угодно, только не жертвой! Деньги не искупают унижения! — проповедовала она Шурику свои принципы.

— Говоришь ты все правильно, но выбирают мой проект! — преспокойно нажимал на больную мозоль Шурик. — Тогда зачем жить, соревнуясь? Может, наоборот, имеет смысл расслабиться…

Дина группировала риторику в боевую стойку для достойного ответа и улыбалась своим самым офисным вариантом улыбки. Но эти штучки скользили мимо Шурика, он был вне систем. И ему было невозможно объяснить, что, если Дина перестанет соревноваться, она в итоге тоже начнет спать в церкви Святой Клары, как Шурик, а этого она себе позволить не может!

— Но почему?! — слышалось в ответ. — Кто тебе запрещает? Родители с того света? Звериный оскал социума? Или сын в Америке начнет тебя стыдиться?

— Хватит прикидываться ветошью… Все ты понимаешь. У меня свой путь, вот и все. А у тебя — другой. Я не заставляю тебя работать с десяти до семи, а ты не принуждай меня хипповать.

— Дина, любимая! Так я тебя как раз ни к чему не принуждаю! Скорее ты норовишь меня пристроить на путь, условно истинный.

И он был прав. Только вот слово «любимая» у него выходило похожим на мягкую игрушку, которую дарят вместе с шоколадкой молоденькой продавщице, оказавшей небольшую услугу. Но Дину это не слишком задевало: она не рвалась опять сгинуть в аду всамделишной любви. Ей теперь нравилось другое — она была уверена, что прелесть отношений с Шуриком в том, что можно говорить что думаешь. Но таких отношений, конечно, не бывает! Не успев начать говорить, дитя человеческое теряет это право. То, что думаешь, можно говорить только Мадонне, чьи фигурки всегда тебя выслушают в католическом захолустье.

* * *

И вот теперь Шурик ушел насовсем из-за этой иллюзии. Дина совершила недопустимое, а все потому, что ей нельзя говорить фразу «Я тебя предупредил сразу». Что она означает, помилуй боже! Как можно предупредить, что окажешься с гнильцой? К тому же предупредить кого? Женщину, которая биохимически не склонна к рациональному взгляду на вещи и верит в лучшее! Пускай это называется глупостью, но она настолько фундаментальна, что давно уже толкуется как стартовое условие любого романа, даже однодневного. Дину, конечно, обескуражил тот факт, что они окончательно расстались при благородной попытке Шура побыть «мужчиной в доме». Первой попытке — и такой желанной, о чем она неоднократно намекала, хныкала, робко или настойчиво просила. Никакой реакции. И вдруг сегодня! И вот так это закончилось…

В эту ночь она обратилась в маятник. Она так и не смогла постичь Шуриковы мотивы. Но постепенно она уловила в своем состоянии ранее не знакомое ей облегчение от его ухода. Может, потому, что пережила пик — страсть на пересечении с милосердием, какого не должно быть в природе, но, оказывается, бывает. А простому смертному жить на этом пике невозможно. Дина сделала выбор, который рано или поздно предстоит… вот именно! — простому смертному. Она не претендует на другие роли, в отличие от тех, кто ее долгое время окружал. Пускай она будет и простой, и смертной, но хотя бы на финишном отрезке счастливой. Она выбирает простые радости земли. И — да, Святослава Борисовича, если кому интересно! Которого она никак не решалось назвать Святом, считая это слишком бесцеремонной заявкой на близость.

А Леру никак не отпускал дом Дины, в котором она оказалась в поздний час и из которого ей пришлось отправиться восвояси. Именно в такой неурочный момент ей позвонил Миша Айзенштат и в смятении сообщил ей очень важную новость, о которой она, конечно, догадывалась и раньше, но и что с того? Догадки, господа, — это несерьезно для такого важного шага! И пока она разговаривала с Мишей, присев на скамейку в сквере у злополучного дома, мимо нее прошел… гневный Шурик! Жалящий, ехидный, холодный — таким она его видела. Но в гневе — впервые. Все же Дина его прогнала, кто бы мог поверить… вот так дела!