Все, что получает победитель

Мученическая улыбка сморщила воспаленно-радужную красноту лица Левы Брахмана. Он был рыжим, поредевше-кудрявым, с возбудимой мимикой. И ему невероятно хотелось ликующе ответить на этот звонок. Подурачиться, выпить, поерничать насчет вновь открытой болезни Айзенштата-Альцгеймера. Крепкая циничная докторская шутка — как раз то, что сейчас нужно. Блаженный отдых в целебной болтовне с тем, кому ничего не надо объяснять — можно только бесстыдно жаловаться и плакаться в жилетку. Но ведь теперь вокруг ураган «Марта», и все мы будем унесены им и сгорим в геенне огненной. Зачем же она умерла именно теперь! Когда как раз пошла масть — гастроли за гастролями. Да, Лева чертовски устал, но если появилась возможность, он будет пахать до кровавого пота. Он еще мальчишкой узнал, что это такое: это когда после четырехчасовой подготовки к конкурсу с лица течет влага и смешивается с кровью из носа. И Лева отчаянно вытирает эти капли с виолончели, но от усталости кажется, что она, жадная красавица, успевает их мгновенно впитать, чтобы напоить звук…

Но какой глупый вопрос «зачем»! Разве Марта смогла бы умереть приватно, не испортив попутно кому-нибудь жизнь… Только бы с собой не забрала. Теперь Львенка преследовал страх увидеть усопшую во сне, как она зовет его с собой! Единственный человек, которому не стыдно в этом страхе признаться — это Мишка. Но Лева не хотел в этом признаваться и ему. Потому что это унизительно. Выходило, что он так и остался припадочным истериком, а свою сестру не любил всего лишь из зависти. Она — большой человек, воротила, папино воплощение. А Левушка — рыжий чудик-ботаник, в которого, напротив, вечно приходилось вкладывать… Стоп! Зашевелилась давно побежденная змея былых ущербов. Все иначе. Лева — гордость семьи. Времена его неприкаянности, безработицы и нищеты канули в Лету. Его статус ныне никто не оспорит. Что же до Марты… острота их конфликта тоже погребена в забвении. Сестрица даже стала приходить на его концерты. Правда, только в престижных местах — ну и бог с ним. Главное, что они преодолели вражду. И в этом, конечно, сыграла свою тайную роль первая жена Левы… Но сейчас это тысяча раз не важно! Важно, что у Левы намечается психотический рецидив. Миша научил его распознавать приближение кризиса… и это освобождает Леву от трудного разговора с отцом. Который ему никогда не простит… того, что он встал на сторону матери. Открыто Лева это сделал всего один раз — но в чувствительном вопросе. Возмездия не миновать!

Нет, сегодня ничего, кроме целительного приема у доктора Айзенштата! Иначе Лев Ксенофонтович Брахман потеряет еще одного ребенка. Вот так примерно и надо сформулировать «отмазку» от вызова на ковер.

— Слушай, Миш! А ты можешь… как тогда, в незапамятные, отпросить меня у папаши. У нас трагедия. Без твоего слова я невыездной… то есть не выходной из дома.

И поведал о смерти Марты и о своем растрескавшемся под тяжестью супер-эго душевном микрокосме. После чего, вытирая испарину, пробормотал шепотом: «Иисус Мария шолом тебя в душу». Загадочная богохульная приговорка Мишкиного учителя Петровича, ставшая для Левы оберегом. Теперь можно расслабиться!

Миша, как всегда, понял без толкований и пообещал немедленно замолвить словцо. Теперь Лев Львович свободен от темных поручений, от интриганских паутин, от смутного чувства вины за то, что тебя делают орудием стяжательских схем, а ты соглашаешься. Потому что в вечном долгу перед родителем. Ведь это ему Лева должен быть благодарен за музыкальную карьеру. Лев Ксенофонтович бережно выхаживал и окрылил своего дрожащего Львенка — хотя этот хваткий монстр Баха от Штрауса не отличит. Но при этом однажды позаботился о смысле и о даре, в котором понимал, простите, как свинья в апельсинах. Но в папе сильна природная чуйка. Жаль, что Маркуша, сын Левы, ярый нонконформист, послал демонического дедушку по трем осям. Нельзя отказываться от родовой силы! Фатальная ошибка. Лева костьми ляжет, но уговорит непокорного сына не совершать ее. Хотя про себя он гордится выкрутасами своего первенца. Сам Лева так не смог.

И хорошо, что есть Миша Айзенштат, доктор духа, которому можно довериться больше, чем себе. Который не назовет тебя жалким инфантилом после нелепой просьбы «отмазать от папеньки»! Неужели есть люди, выживающие в этом безумии без исповедников? Кому они доверяют свои постыдные тайны?

— Знаешь, я сегодня отказался от пациента. От женщины, которую лечил много лет. Она была… не совсем по моему профилю, но так уж вышло.

Миша был взвинчен, курил одну за одной, и, войдя в кабинет, Лева понял, что сначала ему самому придется влезть в шкуру исповедника. Впрочем, он любил слушать Мишины истории.