Все, что блестит

Миссис Флемминг забрала у меня Перл, когда я вошла в дом. У меня не было настроения рисовать, но спокойное уединение, которое ждало меня в студии, показалось мне привлекательным. Я захлопнула дверь и постояла, прислонившись к ней с закрытыми глазами, вновь переживая тот момент внизу, когда Бо на мгновение прижался к моим губам в прощальном поцелуе. Я видела его глаза и чувствовала его любовь.

Сердце мое колотилось, когда я вытащила записку из кармана и развернула ее. В ней были указаны адрес, дата и время. Вторник следующей недели. Я смяла записку в кулаке и пошла выкинуть ее в мусорную корзину под мольбертом, но она, казалось, была помазана клеем. Она не сходила у меня с ладони.

Я сунула ее обратно в нагрудный карман блузки и постаралась забыть о ней, когда начала работать, но каждый несколько минут я воображала, что от нее исходит тепло, и трепет радостного ожидания волнами расходился по моей груди, как будто ее коснулись пальцы Бо, губы Бо. Сердце мое бешено застучало, дыхание перехватило. Я не могла работать, не могла сосредоточиться.

Наконец я сдалась и села у окна. Я сидела почти час, глядя на каналы, наблюдая, как летают цапли. Дрожащими пальцами я опять вынула из кармана записку Бо и прочитала адрес, запоминая его и дату. Потом положила записку в ящик комодика, где хранила свои рисовальные принадлежности. Просто выбросить ее было свыше моих сил.

Поль не вернулся домой к ленчу. Я немного поработала, но большую часть времени прислушивалась к голосам, спорящим у меня в мозгу. Один голос был совсем тихий, умоляющий, искушающий, убеждающий меня, что я заслуживаю любви Бо и что наша любовь слишком светлое и чистое чувство, чтобы быть грязной или злой.

Но второй голос, суровый и резкий, жестко напоминал мне о боли, которую я причиню Полю, чья преданность Перл и мне была бесконечной и полной.

– Вспомни о жертвах, на которые он пошел ради твоего счастья, – говорил этот голос.

– Просто надо сохранить свидание с Бо в тайне, – парировал искуситель.

– Это обман!

– Не будет никакого обмана, если ты оградишь Поля от неприятностей и не дашь ему испытать боль.

– Но ты же делаешь все тайком, лжешь и прячешься. Разве Поль поступил бы так по отношению к тебе?

– Нет, но ведь вы с Полем договорились, что ни один из вас не будет стоять на пути другого, если тот встретит свою любовь. Поль, конечно, расстроен и огорчен, но он все понимает и не причинит тебе страданий, не помешает быть счастливой.

– Но…

– Прекрати эти «но» и «если», – закричала я на себя. Я швырнула кисть и вышла из студии, тишина которой только поощряла этот спор с самой собою. Я обошла вокруг дома, потом вернулась, нашла Перл и миссис Флемминг и сказала, что забираю Перл на прогулку.

Я отнесла ее в машину, посадила на сиденье рядом с собой и поехала в старую хибару бабушки Кэтрин. Было облачно, и юго-восточный ветер нагнал темные, набухшие дождем облака.

– Ты помнишь это место, Перл? – спросила я ее, подходя к покосившейся галерее. Все заросло сорняком, а мой стенд у дороги был покрыт паутиной. В доме зашуршали полевые мыши, ища, куда бы спрятаться, почувствовав мое приближение и услышав шаги по половицам галереи. Входная дверь застонала на своих ржавых петлях, когда я открыла ее и вошла в крошечную комнатку. «Забавно, – подумала я, – когда я росла, здесь был весь мой мир и для меня он был огромен. Теперь у меня шкафы больше, чем гостиная, а у Летти – кладовка больше, чем эта кухня».

Я прошлась по дому в надежде, что мое возвращение вызовет дух бабушки Кэтрин и я получу от нее совет. «Хоть бы какой-нибудь знак, знамение», – подумала я. Но хибара была пуста, раздавалось лишь эхо моих шагов. Это была могила, из которой жизнь уже давно ушла. Даже моим воспоминаниям было неуютно, ибо здесь больше не было тепла, музыки, аромата гамбо и джамболайя, не было голосов, лишь звуки ветра, хлопающего оторвавшимся ставнем и шуршащего по железной кровле, будто стайки пересмешников или голубых соек нежно топали с одного края крыши на другой.

Я вышла на галерею и долго смотрела на канал.

– Раньше мамочка здесь играла, Перл. Мамочка часто гуляла по берегу и видела зверей и рыб, аллигаторов и черепах. Иногда сюда приходили пастись олени, они поднимали головы и смотрели печальными глазами.

Перл разглядывала все с изумлением. Она прониклась моим задумчивым состоянием и была тише, чем обычно. И вдруг, как будто услышав мои слова, из-за кустов вышел маленький олененок, поднял голову и внимательно посмотрел на нас. Глаза Перл расширились от восторга. Прекрасный олень застыл, как статуя, только чуть вздрагивали его длинные уши. Даже когда Перл вскрикнула, он продолжал с любопытством разглядывать нас, не испытывая, казалось, никакого страха. Спустя несколько секунд с той же грацией он повернулся и исчез, как привидение.

«Это был мир чистоты и невинности, таким он и останется, если его не трогать, – подумала я, – но его редко оставляют в покое». Я немного побродила вокруг хибары и поняла, что ответ на свои проблемы могу искать только в одном месте – в своем сердце.