Все, что блестит

Через неделю она написала, что Бо больше не задает ей вопросов обо мне.

Он наконец смирился, что ты замужем и ушла из его жизни. Но конечно, сейчас это не имеет никакого значения. Теперь ему есть к чему стремиться, когда я снова рядом.

Toujours amour,

Твоя сестра Жизель

Я никогда не показывала Полю ни одну из этих открыток. Прочитав, хотя и понимала, что не надо этого делать, я рвала их и выбрасывала. А потом часами приходила в себя.

Но день свадьбы Жанны приближался, и забот у меня становилось все больше. Приглашено было триста гостей. Люди ехали из Нью-Йорка и Калифорнии. Конечно, кроме друзей и родственников пригласили всех, кто был важен для нефтяного бизнеса и консервного завода.

На свадьбу выдался прекрасный день: теплый, чуть влажный, с ясно-голубым небом и белоснежными барашками облаков. С самого рассвета в Кипарисовой роще кипела работа. Я чувствовала себя королевой муравейника: так много людей сновало вокруг.

Первыми прибыли отец Раш и хор. Многие еще не видели Кипарисовую рощу и делились восторженными впечатлениями. Поль сиял от гордости и счастья. Мы все принарядились и начали встречать гостей, многие из которых прибыли на лимузинах. Через некоторое время на нашей дорожке выстроилась целая вереница машин. Мужчины были одеты в такседо, а женщины блистали туалетами по последней моде. Я подумала, что мы ослепнем от блеска бриллиантов и золота в лучах полуденного солнца.

Я предоставила Жанне свою спальню, а Поль свою – Джеймсу.

Конечно, были соблюдены традиции, и Джеймс не видел невесту, пока она не выплыла через французские двери в патио под первые звуки «Вот идет невеста». До официальной церемонии отец Раш совершил службу, и хор спел гимны. Под навесом, богато украшенным цветами, Жанна и Джеймс произнесли свои клятвы.

«Как отличается эта церемония от моей», – подумала я печально. Они произносили свои клятвы при свете дня перед лицом сотен людей без стыда, страха, чувства вины. Когда они повернулись и их стати осыпать рисом, их улыбающиеся лица были полны радостным предчувствием счастья и восторга. Если и были в их сердцах тайные страхи, их заглушила и прогнала прочь большая любовь.

Мне стало грустно и одиноко, я опустила глаза, чтобы скрыть слезы. Почему мне отказано в этой самой замечательной поре в жизни женщины или я сама себе в ней отказала? Почему темные нити зла сплели в бухте свою паутину и накинули ее на мою судьбу?

Однако времени для меланхолии не было. Заиграла музыка, закружились официанты с подносами, полными закусок, начались танцы. Нам нужно было сняться для семейного портрета, и на моем лице должна сиять улыбка. Один лишь Поль, у которого было второе чувство в отношении меня, смотрел тревожно, видя скрытую печаль за моим смехом и улыбками. Позже, когда праздник был в разгаре и музыка играла вовсю, он пригласил меня на танец и прошептал мне на ухо:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе хотелось бы, чтобы и у тебя была такая свадьба. Извини.

– Это не твоя вина. Ты не должен извиняться.

– Мы устроим замечательную свадьбу для Перл, – пообещал он и поцеловал меня в щеку, тут музыка заиграла веселей, и мы все закружились в кейджунском танце «ту степ».

Праздник продолжался до ночи, еще долго после того, как Жанна и Джеймс отправились в свадебное путешествие. Перед тем как сесть в машину с надписью «Молодожены» и привязанными к бамперу консервными банками, Жанна увлекла меня в сторону.

– Я не знаю, как благодарить тебя, Руби. Благодаря тебе у меня получилась чудесная свадьба. Но самое главное – это твои советы и забота. Ты теперь действительно мне сестра, – проговорила она и обняла меня.

– Будь счастлива, – сказала я сквозь слезы радости. Она поспешила к своему молодому нетерпеливому мужу.

Наконец, в сумеречные предрассветные часы ушли последние гости, и рабочие приступили к уборке. Измученная, я поднялась к себе и рухнула в постель. Вскоре после того, как я погасила свет, я услышала, как Поль открывает дверь смежной комнаты. Я приоткрыла глаза и увидела его силуэт в дверном проеме.

– Руби! – прошептал он. – Ты спишь? Я не ответила, и он тяжело вздохнул.

– Я хотел бы, – сказал он, – чтобы у нас тоже был медовый месяц. Я хотел бы любить тебя свободно и по-настоящему.

Он постоял еще мгновение и тихо закрыл дверь, а я плотно сомкнула веки, не позволяя себе заплакать. Сон, лучший утешитель, вскоре милосердно сошел на меня и заглушил мои печали.

Через два дня я получила последнюю открытку с видом от Жизель. Она пришла уже после того, как они с Бо вернулись из Парижа. Она рассказывала мне об их планах. Бо возвращался в Новый Орлеан, чтобы поступить в медицинское училище, а она собиралась посещать колледж. Несмотря на ее низкую успеваемость в школе, Дафни как-то удалось это устроить. Она обещала, я бы даже сказала угрожала, навестить меня опять. Может быть… с Бо.