Вот что я знаю о Кевине Брентли: когда произошла стрельба, он был десятиклассником; брил голову и всегда носил футболки с группами, а в начальной школе засунул в автобусе в волосы Сары жвачку и попытался свалить это на кого-то другого.
Я связалась с остальными выжившими, чтобы понять, кто знал его лучше. Первым ответил Майлс. Вот наша переписка.
Майлс: Я знал его. И ненавидел.
Я: Да? Почему?
Майлс: Он нашел в Интернете фотографию моего папы крупным планом. Не знаю, как ему это удалось. Он распечатал ее и принес в школу. Это было в восьмом классе. Сразу после того, как я переехал сюда.
Я: Это ужасно.
Майлс: Я надрал ему зад прежде, чем он успел ее кому-то показать.
Я: Это хорошо? Наверное?
Майлс: Нас обоих отстранили. Я не горжусь, но и не сожалею. Он был придурком.
Я: Кажется, так и есть.
Майлс: Похоже, ты не такое ожидала услышать, да?
Я: ЛОЛ. Нет. Не совсем.
Но я решила этим поделиться. Не из-за своего желания выставить Кевина плохим парнем, когда он сам не может защититься. А из-за другой проблемы, с которой я столкнулась, когда мы говорим о жертвах. После их смерти мы все относились к ним, как к ангелам. Все описывали их дружелюбными, любящими веселье и добрыми, хотя так было не всегда.
Но многие, кто погиб в тот день, были детьми. А дети иногда ведут себя как идиоты. Но при этом они достойны, чтобы мы их оплакивали. Это лишь делает их людьми. Относясь к погибшим, как к идеальным и невинным, мы только больше отдаляем их от нас. Может, так считаю лишь я, но, если у человека есть изъяны, он кажется более настоящим.
Так вот, я получила еще одно мнение о Кевине Брентли. В этот раз от Иден, которая ответила мне по имейлу.
Кевин был моим партнером по лабораторной на химии. Я выполняла большую часть работы. Но он не такой плохой. Однажды он увидел, как я рисовала на уроке, и попросил его научить. Сказал, что однажды хочет создавать свои собственные футболки. Я отказалась, потому что… ну, ты знаешь, как я общаюсь с людьми. Но он предложил оплатить уроки, а мне были нужны деньги на художественные принадлежности.
Около двух месяцев мы раз в неделю встречались на обеде. Он был очень шумным и слегка ленивым, но хорошо ко мне относился. Вообще, он единственный парень, пригласивший меня куда-то. Не думаю, что я ему нравилась. Просто он хотел найти друга. На последнем уроке рисования я сказала ему, что я – лесбиянка. В чем я тогда мало кому признавалась.
Я думала, он ужаснется. Пошутит или выдаст что-то гомофобское. Но он вместо этого сказал:
– Это круто. Мой брат тоже гей.
И закрыл эту тему.
В кабинете мисс Тейлор он сидел рядом со мной. Мы мало разговаривали, но иногда он пододвигал ко мне блокнот с одним из рисунков и спрашивал мое мнение. Это Рози у нас всегда была хороша во многом, поэтому его желание услышать мою оценку, потому что я, по его мнению, в чем-то хороша, многое значило.
Не знаю, назовешь ли ты нас с Кевином друзьями. Но, да, я очень хорошо его помню. Интересно, занимался бы он футболками, о которых мне говорил.