Все было не так

Очень хочется остаться сегодня с ней. Но я понимаю, что не время ещё. Я ещё перед ней не оправдался, хоть и не сам в койку к блондинке полез и всё это дерьмо подстроено. Мне всё равно плохо и противно. Я не хочу, чтобы Ясе было противно со мной.

Справку ей от нарколога покажу. Там нет почти ни хрена. Остаточные явления. Но и не так чисто, как должно было быть, если бы мы просто бухали. Врач сказал, если бы не очень конкретная задача, вряд ли бы что-то нашли. Я эту бумажку ещё никому не показывал. Она сама по себе ничего не доказывает. Отец, например, скажет, что я сам обдолбался. Но Яся должна понять. Она же меня знает.

— Приезжай, — тихо отвечает любимая малышка.

— Спасибо! — не удержавшись, целую её в запястье. И моя. Моя, чёрт возьми! И никак иначе не будет! Родная девочка снова шмыгает носом. — Не плачь. Тебе врач запретил. Я, как освобожусь, сразу рвану сюда.

— Иди, — высвобождает руку и прижимает её к себе.

Выхожу из комнаты, прикрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.

— Доигрался? — ворчит Нинель Эдуардовна.

— Вы знаете, что это не так. Я люблю её, — отвечаю не открывая глаз.

— Любит он, — вздыхает бабушка Яси. — Жаль, сосед ружьё охотничье продал. Пристрелила бы засранца за Яську! Да она, дура, тоже без тебя не дышит. А у меня дороже внучки никого нет на этом свете. Дай бог до правнука доживу. И ведь молчала! — вскидывает руки. — Партизанка мелкая!

Улыбаюсь. Такое кайфовое ощущение — я снова дома. И уходить не так тяжело, потому что мне разрешили вернуться.

Девчонки тоже собрались. На улицу спускаемся вместе. Все мои попытки узнать, что они задумали, проваливаются.

— Отстань, Гордей! — фыркает Микаэлла. — Вот я доделаю, потом расскажем.

Запрыгивают в такси и уезжают.

Под деревом так и стоит байк Саркиса. Парень сидит на скамейке, мигает огоньком от сигареты. Мой мотоцикл с дороги убрал. И не ушёл.

Сажусь рядом с ним. Тоже закуриваю.

— С Ясей нормально? — хрипло спрашивает он и тут же закашливается. Прижимает два пальца к разбитой губе. На подушечках остаются блестящие пятна крови.

— Да. Кис, какого хера происходит? — уперев локоть в колено, поворачиваю к нему голову.

— Она мне нравится. Хорошая. Тепла захотелось. У неё есть. Вы расстались. Гордый, я бы даже не дёрнулся, будь это не так.

— Это моя женщина, Кис. Даже если сейчас у нас всё сложно. Она моя! Ты понял?! — завожусь от ревности.

— Понял. Гордый, — он тоже поворачивает ко мне голову, — я тебя не подставлял. Ты мою семью спас. Я тебе пожизненно должен. Но вот доказательств у меня нет. Только моё слово. Ситуация — дерьмо!

Мягко сказано….

Мы докуриваем одновременно. Я топлю в горьком дыме свою злость. Саркис сплёвывает кровь на землю между своих ног.

— Кис, ты сказал, у тебя есть подозрения, кто мог подставить меня в клубе. Озвучивай.

Глава 31

Ярослава

Я перед своим первым свиданием так не волновалась, как сегодня. Уже несколько раз умылась холодной водой, чтобы остудить горящие щёки.

Бабушка обиженно ворчит за то, что сразу не рассказала про беременность. Это отвлекает от всяких дурацких мыслей, заползающих ядовитыми змеями мне в голову. Они жалят сомнениями, тревожат горький осадок, оставшийся от первоначальной боли.

— Да сядь ты уже куда-нибудь! — ругается бабуля. — Брось тряпку. Сейчас сервант мне до дыр протрёшь. А это раритет, между прочим. Вам же потом и останется.

План с уборкой, дабы занять руки, проваливается едва начавшись.

Сажусь во второе кресло рядом с бабушкой. Заламываю пальцы, глядя в экран телевизора и совершенно не усваивая, что там показывают.

— Ба, а ты где так свистеть научилась?

— Пф! С этими мужиками чему только не научишься! Если бы моя мама о таком умении узнала, выпорола бы непременно, — смеётся она. — Дед твой, — улыбка становится грустной, — горячий был по молодости, не хуже Гордея. А я симпатичная тогда была. Мама платья всякие красивые шила, не как у всех. Нравилось ей это дело. Говорила, успокаивает. Так вот парни уж больно были падки на эти платья

— На платья ли? — смеюсь я.

— Ой, — бабуля не перестаёт улыбаться, махнув на меня рукой. — Задирались они часто. Дед твой за мной ухаживал. Несёт цветы, а возле меня Петька Матвеев вьётся, не отцепишься. И что ты думаешь? Цветы в одну сторону, кепки в другую, пыль столбом. Петушиные бои, не иначе! А лезть страшно. Зашибут. У нас сосед был. Хороший мужик. Угрюмый только и молчаливый после войны. Он их и разгонял, пока не надоело. А потом научил меня свистеть. В миг остужало.

— И что? Победителю доставался поцелуй?

— С ума сошла? — бабушка округляет глаза. — По домам гнала, в себя приходить. Дед твой упрямый был. Умоется, переоденется, ещё цветов по округе надерёт и снова ко мне. И знаешь, Ясь, ничего дороже тех ромашек и одуванчиков для меня не было. Молодость… — вздохнув, поднимается из кресла и уходит к окну.

— Скучаешь по дедушке? — встаю у неё за спиной. Обняв, кладу подбородок на плечо.