Всадники (С иллюстрациями)

— Сед-лай! — раздалась команда.

Выстроившись в колонну повзводно, эскадрон снялся на рысях.

«Цок-цок-цок! Цок-цок-цок!» — вызванивали по булыжнику главной улицы строевые кони под всадниками. «Та-та-та-тах! Та-та-та-тах!» — стучали колеса пулеметной тачанки. «Бум-бум-бум!» — басом громыхала запряженная восьмеркой эскадронная пушка. А позади, тоже на рысях, шел обоз: пароконные фуры с продовольствием и фуражом, походная кухня, телеги, нагруженные свежим сеном.

Поселковые мальчишки кинулись провожать, но скоро отстали. Ежась от утреннего холодка, они долго стояли на дороге, махали картузами. И каждый в эту минуту душой был там, в походной колонне.

Вечером бабка хватилась: где Севка? Кинулась к соседям, допросила Севкиных товарищей. Нет, никто не знал. Утром, когда провожали эскадрон, Севки среди мальчишек не было.

— Сбежал, окаянный! — заголосила старуха. — Где его теперь искать?

На следующее утро она полезла в свой сундук и нашла записку.

«Бабуся, не ругай меня и не плачь, — писал Севка крупными печатными буквами, хоть и знал, что бабка неграмотная. — Двоим нам никак не прокормиться. Если объявится батька, дай ему знать, что ушел я с эскадроном Красной Армии. Авось не пропаду и вернусь с победой».

…День и другой шел эскадрон. Останавливались, пасли на лужайках коней, поили в ручьях. Кавалеристы приносили в котелках пшенную кашу, курили едкий самосад, иногда пели. А Севка лежал, закопавшись в сено, ничего не видел, но все слышал. Судороги сводили его голодный живот.

Наконец не выдержал — вылез. Был вечер. В небе светились звезды. Невдалеке паслись стреноженные кони. У костров сидели кавалеристы, ели дымящуюся кашу.

— Хлеб да соль! — подошел Севка к одному из костров.

— Едим, да свой! — ответил пожилой обозный, приглядываясь. — Постой-ка, ты почему в расположении эскадрона находишься? Айда к командиру, товарищу Реброву.

Командир сидел на своей черной бурке, опершись спиной о седло, переобувался. У ног — широкий кавалерийский ремень, шашка в ножнах и маузер в деревянной кобуре.

— Парнишка приблудный! — доложил ездовой. — Тайком с обозом следует.

Командир посмотрел сурово:

— В эскадроне, да еще тайком. Выходит, ты, приятель, не иначе как военный шпион.

— Что вы, товарищ командир! — взмолился Севка. — Не сойти мне с этого места… Спросите у кузнеца дяди Архипа…

— У дяди Архипа? А не тот ли ты хлопчик, который моему Бурьяну на левую заднюю подкову подарил?

— Тот самый! Севастьяном звать. А фамилия — Снетков.

— Садись! — приказал командир. — Каши Снеткову!

Подали котелок, деревянную ложку. Севка уселся на край командирской бурки, чуть отодвинув шашку, глянул на конвойного, который его привел. Тот, потоптавшись, вернулся к своему костру.

Насытившись, Севка аккуратно облизал ложку, поблагодарил:

— Спасибо, дядя!

— На здоровье! А теперь расскажи, как думаешь домой добираться. Ведь отмахали мы за эти дни верст полтораста.

— Домой? — вздохнул Севка. — К бабке? Она и сама-то голодная-преголодная. А тут еще я. Домой мне никак нельзя, дядя. Вот если б вы в эскадрон взяли. Не глядите, что мал, мне уже четырнадцатый, — прибавил он себе целый год. — Могу при санчасти состоять или при кузнице с дядей Архипом. А если что — из пулемета тоже…

— Можешь из пулемета?

— Смогу! Пулеметчик Дроздов сколько раз при мне разбирал своего «максимку» до винтика. И ничего в нем хитрого, в пулемете.

Подумал, помолчал эскадронный.

— Писаря ко мне! — приказал.

Явился писарь, козырнул, звякнул шпорами.

— Зачислить товарища Снеткова на котловое довольствие! Пока будет при кухне, а там увидим.

Вот как повернулась Севкина жизнь. Хоть без коня, без шашки, да все равно он теперь боец! А со временем добудет и коня.

Быстрый, неутомимый парнишка приглянулся всем. Кашевар, дядя Андрей, не скупился на похвалы:

— Огонь, не парень! Вихрь! Одно плохо — разут. Надо ему каку-никаку обувку справить, а то виду нет — шпоры не к чему прицепить.

И справил: где-то в деревне выменял у старика на алюминиевую собственного литья ложку пару новеньких пеньковых лаптей.

— Обувайся! — приказал. — Для лета — легки, для зимы теплы. Не у каждого взводного такая шикарная обувка имеется. Видел, в чем воюют?

— Как не видеть, — ответил Севка. — У кого опорки, у кого калоши.

Кавалерия может воевать и в конном, и в пешем строю. Но в пешем она теряет главное свое преимущество — подвижность. Потому-то эскадрон, в котором служил Севка, часто перебрасывали, придавая его пехотным полкам — для прорыва, для выхода на фланги, а то и в тыл противника. И хоть Севка в боях пока не участвовал, все же многое успел повидать и понять.

Дядя Андрей поучал:

— Главное — тыл, это уж завсегда. Фронт на нем, как дом на фундаменте. Наш эскадрон, к примеру, ходит сейчас по тылам противника. Через то у беляков дрожь в коленках и несварение желудка — не знают, где мы их лишь куснем для виду, а где под корень вдарим.

Засыпав две горсти соли и размешав в котле, кашевар продолжал, снизив голос:

— Беспременно вдарим! По всем приметам, не сегодня-завтра.