Всадники равнин

Однако со всей своей верой в собственные силы, к Баттрикам он все же относился с благоговейным страхом. Они заметно отличались от большинства людей, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. Он чувствовал, что они непобедимы. К чести братьев надо заметить, что они редко или никогда не сражались в одиночку. Они везде были вместе; вместе думали; вместе действовали. В то время, как один оглядывал простиравшиеся впереди дали, взгляд второго был неизменно обращен назад, чтобы вовремя заметить любую опасность, которая могла угрожать им с тыла.

Но вот теперь все же выискался человек, который посмел подойти к хижине Баттриков, из которой они так часто вырывались, подобно зловещим божествам, и обрушивались на поселок, чиня расправу над врагами толстого Джарвина. Этот же храбрец осмелился подойти к их двери и бросил им вызов, пригрозив, что они будут иметь дело с ним — с каким-то убогим калекой! И братья не вышли к нему!

Обмылок первым нарушил затянувшееся молчание.

— Куда уж ему стреляться с ними. Баттрики только на это и рассчитывают!

Повар искоса взглянул на него, а затем сказал:

— Слушай, Обмылок, а не может так быть, что эти двое просто боятся этого парня?

Обмылок оглянулся, и его шарообразная голова безо всякого труда, как-то очень по-птичьи, повернулась на толстой шее так, что он смотрел почти прямо себе за спину.

— Это ты мне это говоришь? Меня они что, испугались?

Повар благоразумно промолчал, а Обмылок, как ни в чем не бывало продолжал развивать свою мысль:

— А разве на всем свете найдется второй такой, как я?

Повар ничего не ответил.

— Разве найдется такой человек, — продолжал втолковывать Обмылок с навязчивой откровенностью человека, желающего быть понятым, — кто смог бы выстоять против меня хотя бы минуту?

— Нет, — сказал повар. — Только не в рукопашной. Я хорошо помню, что случилось с верзилой Поллаком, когда он объявился здесь специально для того, чтобы набить тебе морду.

Здесь Обмылок позволил себе улыбнуться. Эта гримаса перерезала его лицо ровно пополам, обнажив два ряда огромных, острых зубов.

— Рукопашная — это одно дело, — сказал Обмылок, — но видел ли ты хоть кого-нибудь, кто осмелился бы выйти против меня с оружием в руках — будь то винтовка, револьвер, нож или любое другое оружие, да хоть кузнечная кувалда?

Повар задумчиво нахмурился.

— Значит, с кузнечной кувалдой…, — задумчиво проговорил он. — Нет, Обмылок, лично я не знаю никого, кто бы когда-либо отважился связаться с тобой. Кроме Баттриков.

— Не имеет никакого значения, сколько их может быть — один, двое, трое, четверо, — сказал мулат, — любой ораве всегда недоставало народу, чтобы одолеть меня. И уж, во всяком случае, один на один со мной ещё никому не удавалось справиться. И двое на одного тоже. Так почему же тогда босс не берет меня к себе в охранники? Почему, я тебя спрашиваю?

— Может быть, потому что ты слишком громко храпишь?

— Нет, просто потому что он терпеть не может черномазых. А я ведь черномазый. Ты знаешь об этом?

— Правда? — с деланным удивлением откликнулся повар.

— Да, черт возьми, — страстно подтвердил Обмылок, — я черномазый и очень горжусь этим. Я негр, и хочу, чтобы весь мир знал, кто я такой есть, не взирая на белый цвет моей рожи! — и он ткнул толстым пальцем, указывая на свою желтую кожу.

Повар не улыбнулся. Ведь не стал бы он, в самом деле, смеяться над привидением или тигром, в лапах которого ему, не приведи Господь, ненароком довелось бы оказаться. Он просто кивнул с самым серьезным видом.

— Вот оно, значит, как бывает, Обмылок, — сказал он, — а я сам никогда бы не додумался!

И только когда Обмылок отвернулся, чтобы в очередной раз взглянуть на дверь хижины Баттриков и убедиться, что она все ещё закрыта, лишь тогда повар позволил себе ухмыльнуться и подмигнуть соседу рядом.

Сосед же остался стоять с каменным лицом и даже не обменялся с ним многозначительным, знающим взглядом, находясь практически в поле зрения негра и не отваживаясь идти на такой риск, ибо характер Обмылка был ещё более непредсказуем и взрывоопасен, чем нитроглицерин в закупоренной бутылке, выставленной на мороз.

— Нет, — сказал Обмылок, снова оборачиваясь к повару, — все дело в том, что босс ненавидит черномазых. Но почему? Почему, я тебя спрашиваю? Потому что он сам не достоин их, вот почему! Точно, сэр, так оно и есть! Он их не достоин! Взять, к примеру, хотя бы то, как он ненавидит меня. Я просто-таки сам себе подчас удивляюсь, как это я до сих пор не свернул ему шею!

— С чего ты взял, что он тебя ненавидит?

— Да взять хотя бы то, как он обращается со мной. Для чего я ему нужен? Чтобы выполнять всю самую грязную работу. Правда, платит он мне хорошо. Не буду врать, платит неплохо. Я беру эти деньги и делаю за него всю грязную работу, а он лишь сидит и радуется и, небось, говорит себе: «Ха-ха! Пусть теперь черномазый помучается!»

— А что ты имеешь в виду под «грязной работой»? — поинтересовался повар.