Тут к нам подсел журналист из Брюсселя — я видел его на пресс-конференции. Он уже неделю жил в отеле и со всеми раскланивался.
— Кто этот тип? — спросил я его, указывая на усача.
— Ланге, — поморщился бельгиец, — Герман Ланге из Западной Германии. Кажется, у него адвокатская контора в Дюссельдорфе. Малоприятная личность. А рядом, не за табльдотом, а за соседним столиком, обратите внимание на человека с дергающимся лицом и руками. Европейская знаменитость, итальянец Каррези, модный кинорежиссер и муж Виолетты Чекки. Ее здесь нет, она сейчас заканчивает съемки в Палермо. Говорят, он готовит для нее сенсационнейший боевик по собственному сценарию. Вариации на исторические темы: плащ и шпага. Кстати, его визави с черной повязкой на глазу тоже знаменитость, и в этом же духе: Гастон Монжюссо, первая шпага Франции…
Он еще долго перечислял нам присутствующих в зале, называя по именам и сообщая подробности, о которых мы тотчас же забывали. Только принесенный официантами ужин заставил его умолкнуть. Впрочем, неизвестно почему, вдруг замолчали все. Странная тишина наступила в зале, слышалось только позвякивание ножей и посуды. Я взглянул на Ирину. Она ела тоже молча и как-то лениво, неохотно, полузакрыв глаза.
— Что с тобой? — спросил я.
— Спать хочется, — сказала она, подавляя зевок, — и голова болит. Я не буду ждать сладкого.
Она поднялась и ушла. За ней встали и другие. Зернов помолчал и сказал, что он, пожалуй, тоже пойдет: надо прочитать материалы к докладу. Ушел и бельгиец. Вскоре ресторан совсем опустел, только официанты бродили кругом, как сонные мухи.
— Почему такое повальное бегство? — спросил я одного из них.
— Непонятная сонливость, мсье. А вы разве ничего не чувствуете? Говорят, атмосферное давление резко переменилось. Будет гроза, наверно.
И он прошел, сонно передвигая ноги.
— Ты не боишься грозы? — спросил я Мартина.
— На земле нет, — засмеялся он.
— Поглядим, что такое ночной Париж?
— А что со светом? — вдруг спросил он.
Свет действительно словно померк или, вернее, приобрел какой-то мутный красноватый оттенок.
— Непонятно.
— Красный туман в Сэнд-Сити. Читал письмо?
— Думаешь, опять они? Чушь.
— А вдруг спикировали?
— Обязательно на Париж и обязательно на этот заштатный отель?
— Кто знает? — вздохнул Мартин.
— Пошли на улицу, — предложил я.
Когда мы проходили мимо конторки портье, я вдруг заметил, что она выглядела раньше как-то иначе. И все кругом словно переменилось: другие портьеры, абажур вместо люстры, зеркало, которого прежде не было. Я сказал об этом Мартину; он равнодушно отмахнулся:
— Не помню. Не выдумывай.
Я взглянул на портье и еще более удивился: то был другой человек. Похожий, даже очень похожий, но не тот. Гораздо моложе, без проплешин на голове и в полосатом фартуке, которого раньше на нем я не видел. Может быть, прежнего портье сменил на дежурстве его сын?
— Идем, идем, — торопил Мартин.
— Куда вы, мсье? — остановил нас портье. В голосе его, как мне показалось, прозвучала тревога.
— А не все ли вам равно, портье? — ответил я по-английски: пусть проникается уважением.
Но он не проникся, сказал встревоженно:
— Комендантский час, мсье. Нельзя. Вы рискуете.
— Что он, с ума сошел? — толкнул я Мартина.
— Плюнь, — сказал тот. — Пошли.
И мы вышли на улицу.
Вышли и остановились, словно споткнувшись на месте. Мы даже схватили друг друга за руки, чтобы не упасть. Тьма окружала нас без теней и просветов, ровная и густая, как тушь.
— Что это? — хрипло спросил Мартин. — Париж без света?
— Не понимаю.
— Дома как скалы ночью. Ни огонька.
— Должно быть, вся сеть парализована.
— Даже свечей не видно. Нигде не мелькнет.
— Может, вернемся?
— Нет, — заупрямился Мартин, — я так быстро не сдаюсь. Поглядим.
— На что?
Не отвечая, он шагнул вперед; я за ним, держась за его карман. И остановились опять. Высоко-высоко в черноте неба, как в глубоком колодце, сверкнула звездочка. Рядом что-то блеснуло. Я попробовал поймать блеск и тронул стекло. Мы стояли у магазинной витрины. Не отрываясь от Мартина и таща его за собой, я ощупал всю ее целиком.
— Не было ее раньше, — сказал я, останавливаясь.
— Чего? — спросит Мартин.
— Этой витрины. И вообще магазина не было. Мы с Ириной шли здесь мимо чугунной ограды. А ее нет.
— Погоди. — Мартин почему-то насторожился. Не ограда и не витрина были у него на уме. Он прислушивался.
Впереди что-то громыхнуло несколько раз.
— Похоже на гром, — сказал я.
— Скорее на автоматную очередь, — не согласился Мартин.
— Ты серьезно?
— Что я, автомата от грозы не отличу?
— Может, все-таки вернемся?
— Пройдем немножко. Вдруг встретим кого-нибудь. Куда весь народ в Париже исчез?
— И стреляют. Кто? В кого?
Словно в подтверждение моих слов, автомат впереди затарахтел еще раз. Его перебил шум приближавшегося автомобиля. Два пучка света, пронзив темноту, лизнули брусчатку на мостовой. Я вздрогнул: почему брусчатку? Обе улицы, огибавшие наш отель, еще несколько часов назад были залиты асфальтом.
Мартин вдруг толкнул меня в темноту позади и прижал к стене. Грузовик с людьми на платформе промчался мимо.