Всадники «Фортуны»

— У меня нет вашего мобильного номера. А потом, по телефону — это не то! Надо было вас остановить после… после утренней встречи, там, в кабинете Мортеле. А я сразу не решился. Очень прошу меня выслушать!

Айрин вновь пристально всмотрелась в чистое, какое-то мраморное лицо молодого человека. Ни хитрости, ни страха, ни лукавства. Редкое лицо. Не вызывающее вопросов и сомнений. Ей вспомнились слова старого профессора из Кембриджа: «Есть люди, которые умудряются прожить жизнь, оставаясь в рабстве у своей совести и не испытывая от этого ни малейшего дискомфорта!» (Самое смешное, что профессор в тот день читал лекцию о врожденной преступности.)

— Идемте! — комиссар кивнула на освещенные стекла своей парадной. — Во дворе я вас слушать не буду.

Пять минут спустя Ларри утонул в огромной волчьей шкуре, которой было покрыто кресло-качалка, и принял из рук хозяйки чашку горячего кофе. Айрин с такой же чашкой опустилась на диван, грызя холодный крекер.

— Ивините. Обедать успеваю не всегда, а вечером жутко хочется есть. Слушаю вас, мистер Ларс!

Он молчал несколько мгновений, не колеблясь, но выбирая слова.

— Миссис комиссар, ответьте сначала на один вопрос: для чего вы устроили сегодняшнюю встречу в гоночном городке?

— Не я ее устроила, — покачала головой Айрин Тауэрс. — Встреча состоялась по распоряжению начальства Скотленд-Ярда после настоятельного требования владельца фирмы «Ларосса» мистера Кортеса. Если не ошибаюсь, он был близким другом вашего покойного отца и сейчас является вашим добрым знакомым.

— Моим старшим другом и покровителем, — без малейшего смущения уточнил Ларри. — Я знаю, что это — его требование. Но так ли обязательно было показывать видеозапись?

— А, вот вы о чем! — Айрин отпила обжигающего напитка. — Мне было поручено изложить версии следствия. Версия пока только одна. По-вашему, можно было ее излагать, не назвав единственного подозреваемого?

Красивое тонкое лицо Ларса Веллингтона внезапно сделалось жестким, почти злым. Темные глаза мрачно сверкнули:

— Вы что, не понимаете, комиссар, какую ошибку совершаете?

— Пока никакой. Только отрабатываю версию.

— Черт возьми! — весь напружинившись, он привстал так, что спинка качалки угрожающе взвилась над его головой. — Ради отчета перед своим начальством вы гробите лучшего в мире гонщика? Лучшего за всю историю «Фортуны»! У вас есть голова на плечах?!

По лицу Айрин Тауэрс пронеслась тень — то ли мысли, то ли воспоминания. Большие часы в массивном деревянном футляре принялись деловито отбивать десять вечера.

Комиссар молчала, и Веллингтон снова заговорил, на этот раз резко откинувшись, но удержав качалку в равновесии:

— Даниэль Лоринг — даже не просто гонщик. Это — один из символов настоящего спорта. Мужского спорта — такого, каким он был до того, как в нем воцарились деньги. Человек, влюбленный в гонки, будто в прекрасную женщину. И при этом точный, как хронометр, весь сконцентрированный на борьбе. Каждый заезд для него — выход в открытый космос, вызов, откровение. Он вернул «Фортуне» весь ее азарт, все то, из-за чего ее так любили в пятидесятые годы и в шестидесятые, когда зрители смотрели на нас, точно на гладиаторов. Только Лоринг восхищает не пределом риска, а пределом совершенства. Он доказал: совсем не нужно создавать роботов, чтобы сделать машину живой. Просто важно уметь с ней соединиться. Мне этого не объяснить!

— Почему? — Айрин вдруг улыбнулась уголками губ. — Отлично объясняете. Но я это и так понимаю. Я люблю гонки. И вижу, кто такой Лоринг. Если хотите, я — лицо, лично заинтересованное, как всякий спортивный болельщик. К счастью, этого не знает мое начальство.

— Да? — Ларри снова привстал в кресле. — Тогда почему вы это сделали?

— Что? — жестко спросила комиссар. — Дырку в топливном баке сделала не я.

— Но Даниэль… мистер Лоринг тоже не мог этого сделать! Он не мог сдаться!

— Тогда почему он признался?

— Я не знаю, — Ларс отставил почти нетронутый кофе и беспомощно сжал виски пальцами, длинными и нервными, как у музыканта. — Не знаю. Не понимаю ничего! Но то, что сегодня произошло, — ужасно! Три с лишним месяца проклятые газеты на все лады вопят о каком-то там «кризисе Лоринга», внушают всем, и ему самому, будто он пережил свою славу, свое мастерство. Но это же чушь собачья! Просто с начала сезона у нас огромные проблемы с машинами, с резиной. Провалы первых заездов произошли из-за этого, а вовсе не из-за промашек Даниэля. Ну, допустим, он стал бы хуже ездить. Но есть ведь и второй пилот. Если вы следите за гонками, то знаете: у Художника дела шли еще хуже!

— У Художника?

— Ну да. Его так зовут в команде. Полное имя Анджело Джеллини — Микеланджело.

— Понятно, — комиссар усмехнулась. — Вы придумали?

— Нет, что вы! Это Лорни. Он очень любит живопись. Так и пошло — Художник. Я ведь стал участвовать в заездах только с прошлого Гран-при. В позапрошлом Джеллини получил травму.