Всадники «Фортуны»

— Да ведь это же ваша газонокосилка! — наконец сообразил Лоринг.

— Была газонокосилка. Была. Только ножи у нее давно затупились, все равно выкидывать пришлось бы. Весной я себе куплю новую. А эту переделал — теперь она может ездить быстро.

Дени гонял на подарке дядюшки Зибо с утра до вечера. По двору карт катился плохо (земля — не асфальт), и маленький пилот выбрался на дорогу, едва не вызвав обморок у мамы и бабушки. Улица была тихая, машины по ней проезжали редко, но видеть, как четырехлетний карапуз несется на механической тележке посреди проезжей части, для женских нервов оказалось слишком. К тому же заканчивался январь, дни стояли сырые и промозглые, асфальт скользил даже под рифлеными подошвами ботинок, а как должны скользить колеса!

— Берт, ну отведи ты его в этот клуб! — взмолилась Анна. — Там-то за ними следят, по крайней мере! И машина своя теперь есть.

— Да кто его такого возьмет? — простонал Лоринг, в душе проклиная тот день, когда позволил сыну сесть на заветную таратайку. — Там с восьми лет занимаются. Ну, могут взять семилетнего. А ему четыре.

— Отведи! Или я сойду с ума!

На другой день Бертольд затолкал бывшую газонокосилку дядюшки Зибо в багажник автомобиля и усадил Дени на заднее сиденье. Он нервничал, злился, однако отступать было поздно.

Младшая секция картинг-клуба работала только вечерами, и когда они подъехали к стеклянной раздвижной двери, стало уже совсем темно. Но дверь была освещена, и там, за нею, оказалось светло — хотя, прошагав через просторный холл, они снова вышли на улицу. Однако то была не просто улица — там, за высоким барьером, темнел асфальт картодрома. Он образовывал круг, который показался Даниэлю громадным: еще бы, целый километр! По трассе неслись, один за другим, четыре или пять картов.

— Вы куда? — остановил Бертольда высокий усатый мужчина в красивом синем комбинезоне. — У нас тут дети занимаются.

— А я, — Лоринг набрал в грудь воздуха и произнес, — я к вам сына привел. И карт у нас, вот.

Взгляд инструктора удивленно скользнул по газонокосилке. Потом усатый наконец увидел Даниэля.

— Ко-ого вы привели? — спросил он, нагибаясь, чтобы рассмотреть мальчика. — Вот этого?

Дени был чуть выше отцовского колена, к которому в этот момент прижимался, глядя большущими глазами на страшные темные усы.

— Это мой сын, — повторил Бертольд. — Он уже умеет ездить и мечтает у вас заниматься. Оплачивать занятия обещаю регулярно.

— Хм! — инструктор перевел взгляд с мальчика на газонокосилку. — А что же вы так поздно пришли-то? Нужно было нести ребенка прямо из родильного дома! А то вы потеряли уйму времени! Сколько ему лет?

— Пять, — выдавил Бертольд Лоринг, понимая, как нелепо звучит эта ложь: Даниэль и на свои-то четыре тянул с трудом.

И тут будто какая-то пружина распрямилась в мальчике. Он боялся усатого нисколько не меньше, однако мысль, что вот сейчас его прогонят, оказалась куда ужасней.

— А вы посмотрите, как я катаюсь! — выдохнул Дени и невольно теснее прижался к отцовским брюкам.

— Что-что? — инструктор наклонился еще ниже. — Катаешься? У нас так не говорят. Говорить надо «езжу». Или «гоняю». А ты что же, в самом деле умеешь гонять?

— Да! — твердо проговорил мальчик.

— Вот на этой штуковине?

— Это мой карт, его дядя Зибо сделал. Да, умею!

Видимо, решительность малыша произвела на усатого некоторое впечатление.

— Может, попробовать? — спросил он самого себя и усмехнулся. — Как тебя зовут?

— Даниэль Лоринг.

— И лет тебе? Что-то я подзабыл.

Отец сделал сыну страшные глаза, но тот не видел его гримасы. Он и сам помнил, что папа соврал, а значит, ему тоже теперь придется соврать.

— Пять, — сказал мальчик и для убедительности растопырил пальцы. Но забыл раскрыть всю пятерню, оставив большой палец прижатым к ладони.

— Ясно! — вздохнул инструктор. — Четыре. А ты можешь проехать там?

Взмахом руки он указал на трассу картодрома.

— Могу!

— Ладно. И сколько кругов сможешь?

— А сколько надо? — испугался Дени.

— Ну… Десять, например.

— Могу десять! — обрадовался мальчик.

— А больше?

Тут Дени опустил глаза и, кусая губы, чтобы не зареветь, замотал головой.

— Не можешь? — удивился усатый. — Десять да, а больше — ни-ни? А что так?

На этом мужество Даниэля иссякло. Слезы закапали у него с подбородка, и он, пытаясь собрать их в кулак, ответил:

— По-то-му-у, что я-а-а до больше считать не уме-ею-у!

И заревел в голос.

Отец отчаянно тряс его руку, но маленькому Лорингу было уже все равно. Разве теперь его возьмут? Во-первых, считать не умеет, а во-вторых, как же можно плакать?

— Так, ну все! — прогремел усатый. — Вытирай свои нюни и приготовься. Трасса сейчас освободится. А вы, — он обернулся к Бертольду, — выкатывайте это техническое достижение на асфальт. Давайте-давайте!

Полчаса спустя инструктор открыл свой журнал (Даниэль навсегда запомнил вкусный запах коленкора и серебристые буквы тиснения на обложке. Но читать он тогда не умел).