Всадники

И еще тише добавила:

— Он не хотел пачкать об меня руки. Доверил это другому, а сам смотрел и наслаждался! О, как он наслаждался!

— Как ты это сделаешь?

— Ты это узнаешь, когда я буду рыдать над его мертвым телом.

Она взяла мула за поводья и повела его к берегу. Проходя мимо Уроса, она повернулась к нему:

— О, мой господин, обещаю, что еще до наступления ночи твоя постель будет готова и может быть, тогда ты простишь мне мою недавнюю ошибку?

Голос кочевницы звучал тепло и ясно, а взгляд не выражал ничего кроме преданности и покорности.

«Девка с рабской душой, — с презрением подумал Урос. — Понимает и признает только силу. Похоже, что после плетки она чуть ли ни влюбилась в меня».

И больше ничего не пришло ему в голову. Он очень устал.

Серех начала руководить действиями Мокки, но и сама работала еще быстрее его. С детства наученная ударами и проклятиями, она хорошо знала, как быстрее всего разбить палатку и свое обещание сдержала. Еще до захода солнца палатка стояла в середине поляны, постель была разложена, огонь горел и сделан очаг из трех камней. Мокки вытер о штаны руки, перепачканные землей и травой, и подошел к Уросу, чтобы снять его с седла.

Он с такой злобой глянул на него, что Урос даже усмехнулся: «Надо же, из-за плетки он сердится на меня больше, чем его девка».

Пока Мокки нес его на руках, Серех бежала рядом и осторожно придерживала его сломанную ногу за прибинтованные палки, чтобы ни малейший толчок не побеспокоил его.

«Пытается загладить свою вину, а Мокки покорно делает все, что она ему говорит»

В палатке было все то лучшее, что купила в Бамьяне Серех: мягкий матрас, толстые перьевые подушки и такие легкие одеяла, что он почти не почувствовал их веса. Ящик, стоящий возле постели и служивший столом, был покрыт вышитой золотыми нитками скатертью. На нем ярко горела керосиновая лампа.

Урос застонал от удовольствия:

— О, Аллах, это действительно самая лучшая постель в мире, — бормотал он с закрытыми глазами.

При этих словах Серех низко поклонилась и поцеловала его бессильно повисшую руку, в надежде завоевать еще большее доверие. Но это оказалось ошибкой.

От неожиданного прикосновения ее губ Урос почувствовал какое-то неприятие, которое тут же разрушило его чувство счастья и пробудило его обычную подозрительность. Незаметно приоткрыв глаза и взглянув в лицо кочевницы, которая как раз распрямилась, он заметил столь знакомые ему: жадность, решительность и хитрость.

«Может быть, ты чуть-чуть и изменилась после знакомства с плеткой, — подумал Урос, — но твоя сущность неизменна и способна только испытывать страх, зависть и ненависть»

— Я хочу чтобы Джехол стоял возле меня, — сказал он.

— Как? До самого утра? — Мокки взглянул на Серех вопросительно.

— Ты что, не слышал, что сказал наш господин? — возмутилась Серех.

И это тоже было ошибкой.

«Ах, вот оно что… — понял Урос. — На этот раз дело не в коне… Значит в деньгах. Они хотят, чтобы я крепко заснул, и поэтому так внезапно побеспокоились о моем удобстве.»

В этот момент он ухмыльнулся и чуть было не выдал себя. Нет, Серех не должна ничего заметить. Пусть думает, что он ничего не подозревает.

— Ты его напоил? — спросил он Мокки, когда тот привел Джехола в палатку.

— Да, — ответил Мокки. — А в Бамьяне он получил двойную порцию овса. Сейчас его кормить не нужно.

— Привяжи его рядом с моей постелью.

И он начал изображать недоверие и придираться к тому, как Мокки привязывает коня. Пару раз он заставил его перевязать узлы другим способом.

Саис охотно повиновался. «Давай, давай, — думал он, — беспокойся о коне. А Серех побеспокоится о тебе самом».

Наконец Урос остался доволен его работой. Серех принесла поднос с чаем и подобострастно воскликнула:

— Самый сладкий, самый горячий и самый крепкий чай для моего господина!

Урос следил за каждым ее движением, пока она ставила поднос возле его постели и наливала в пиалу чай. Ничего подозрительного он не заметил, но ведь она могла подмешать снотворный порошок в чай чуть раньше.

— Отпей сперва ты, — задушевно сказал ей Урос. — Я не хочу обжечь себе губы.

— Это большая честь для твоей служанки, — ответила Серех покорно и мягко.

Без колебаний она выпила чай, сполоснула пиалу и наполнила ее вновь.

— Подожди еще несколько минут, господин, — сказала она. — Сейчас я приготовлю тебе поесть.

Она вышла из палатки и присела у огня возле Мокки.

— Аллах, помоги нам, — бормотал саис.

— Благословенно его имя, — произнесла Серех и добавила — Теперь, когда конь рядом с ним, этот дурак думает лишь о том, как бы улечься поудобней.

Тут она тихонько застонала. До этого времени, ненависть, страх, работа приглушали ее боль. Но в тепле костра ее израненная спина жгла ее одной сплошной раной. Она провела пальцами по следам от плетки, которые уже начали покрываться коркой.

— Как же мне больно, — зашептала она жалобно, — очень больно.

Мокки протянул к ней руку, чтобы привлечь к себе, но не решился дотронуться до ее спины.

— Ты должна чем-нибудь полечить свои раны, — прошептал он, — твои мази… травы…

— Да, да, — забормотала Серех. — Но сначала поставь рис на огонь.