— Нам? — Его брови сошлись единой нитью.
— К Конунгу можно попасть не раньше рассвета, а к фергайрам я пойду сейчас. — Хани проигнорировала злость во взгляде чужестранца. Рядом были шамаи, значит Раш не станет лезть на рожон, если только он не растерял по пути весь разум.
— В паршивой деревне остались трое моих друзей, — змеем зашипел парень, но с места не сдвинулся. — Они ждут помощи, потому что их взяли пленными неблагодарные скоты, которым мы помогли спасти их детей!
Слова рассекли воздух, накалили его, нагнав незримого, трескучего грозою, тумана. Эрик, будто только того и ждал, по-звериному оскалился. Даже всегда невозмутимый Талах скрипнул зубами. Однако же Раш словно сделался слепцом — он продолжал уничижать Хани взглядом, словно она стала воплощением всех несчастий.
— Как бы я кой-кому язык не укоротил, до самого корня, — пригрозил Эрик.
Хани сделалось страшно. Что удержит их от перепалки? Раш будто бы и не услышал слов, обращенных к нему, молча ожидая ответа.
— Я не всесильна, — неуверенно ответила северянка. Пар изо рта густым облачком вырвался на свободу. — К Конунгу нас не пустят средь ночи. Или, может, у тебя есть письмо с печатями или какие другие регалии?
Вновь повисла тишина. Раш пожевал губы, негодование сменилось сомнением. Краем глаза Хани заметила четырех стражников, которые направлялись в их сторону. Наверное, решили проверить, кто не спит в такую ночь, подумала северянка. Так и есть — стражники подошли, чеканя шагами мостовую.
— Кто такие? — Спросил один. Его косматые брови кустились над глазами, будто клоки волчьей шерсти.
— Путешественники, — как можно спокойнее, ответила за всех Хани.
Мужчина смотрел с подозрением, громко сопя и не снимая ладони с эфеса меча. Кто-то из его спутников кивнул на близнецов и зашептал на ухо.
— Почтение вам, шамаи, я чту вашу жертву, — поклонился тот, что был за старшего.
Остальные последовали его примеру.
— Так за каким делом прибыли вы столицу? — Глаза под кустистыми бровями по очереди осмотрели каждого, задержавшись Раше.
— Мне нужно к Конунгу, — опередил Хани чужестранец. — Я еду из Яркии, поселении на юге Северных земель. Туда идут орды шарашей, меня послали гонцом, чтоб предупредить вашего правителя об опасности и просить Конунга выехать на защиту своего народа.
За спиной главного раздался смешок, но тот осадил весельчака крепким матерным словом, от которого к ушам Хани прилила кровь.
— Все так, — подтвердила она, видя, что для четверки слова чужестранца едва ли не пустой звук. — Мудрая просила меня говорить с фергайрами от ее имени.
Главный снова осмотрели их, поговорил с обоими братьями-шамаи: услыхав про браконьеров, озлобился, снова выругался, и плюнул себе под ноги.
— Поведем их в замок Конунга, — сказал он остальным и никто не возразил.
— Мне нужно к фергайрам, — упрямилась Хани. — Может быть, если они обратят Зеркало в сторону Яркии, то смогут углядеть шарашей. Мне есть что показать, чтоб убедить их и в башне Белого шпиля меня знают, должны впустить и средь ночи.
Под конец голос предал ее, она нарочно закашлялась, чтоб скрыть дрожь. Пустят ли? Или прогонят с порога, как прокаженную?
— Я могу пойти с тобой, — предложил Талах. Ясно голубой взгляд его гнал прочь все печали, успокаивал. — Хватит и одного языка, чтоб донести весть до Конунга, а брат мой красноречив за двоих. Фергайры, помнится мне, чтят шамаи и не оставят одного из них без крыши над головою. И кто-то должен нести твоего птенца, иначе ты вскорости и спину не разогнешь.
Хани согласилась, скинула с плеч лямки меховой сумы. Птенец спал, укрыв голову крылом, из которого торчали редкие колючие перья. Северянке показалось, что их стало еще меньше. Талах, со всей осторожностью, принял ношу и взвалил себе на плечо — легко, будто та весила легче пуха.
Стражники больше не задерживали их. Братья попрощались, условившись встретиться у храма Скальда после полудня. Северянка нарочно отвернулась от Раша, чтоб не видеть больше тяжелого взгляда чужестранца. Она была рада, что пути их разошлись. Когда Конунг выступит с войском в Яркию, — а Хани не сомневалась, что вскорости так и случится, — они, вероятно, вновь встретятся, но тогда она сможет затеряться между людьми.
— Ты бывала в Белом шпиле? — Спросил Хани северянин.
В то время, как Эрик и Раш, в сопровождении стражи, перешли через мост, на север, они с Талахом остались по другую сторону, повернули на запад, каждым шагом приближая свет Северной ярости.
— Провела там минувшую весну и лето. — Хани отогнала тяжелые мысли.
— Ты файари, ведь так? — Голос Талаха остался невозмутимым, будто он только что спросил, не голодна ли его спутница. Увидев ее непонимающе-удивленный взгляд, шамаи улыбнулся всем ртом. — Я понял это, едва взглянув на тебя.
Хани ждала ответа более полного.
— Просто почувствовал, — пожал плечами шамаи. — Это есть в тебе, глубоко. Я слышу, как пахнет твоя кровь, эрель. Лишь раз такой запах встречался мне раньше. Так пахла моя мать.
— Что с ней сталось? — спросила Хани так тихо, что сама едва услыхала слова.