Время зимы

Миэ поднялась, оставив Банру заботам Дорфа. Даже зная, что тарон мертв, волшебница страшилась подойти к нему. Тварь, недавно живая и смертоносная, сморщилась, как сухой лист, шкура на ней посветлела до серого. Миэ подняла обломок древка остроги и несколько раз ткнула тарона в разных местах. Убедившись, что тот не шевелится, перевернула его так, чтоб скорченный рот оказался наверху, и присмотрелась. Ни глаз, ни рук, ни ног, только темный отросток внизу, не больше мизинца. Миэ осмотрела остальных, и вздохнула.

— Тут лишь самцы. Самки таронов не охотятся только если сидят на яйцах или стерегут молодняк. Самки на треть крупнее самцов и никого не подпустят к детенышам. Те, что попадут к ним, обречены. — Миэ не собиралась щадить чувства северян, напротив — она немного повысила голос, чтоб каждый слышал ее слова. Может тогда упрямые селяне начнут скорее понимать. — Хромой повел людей прямиком в логово. Если они растревожили гнездо…

Заканчивать Миэ не стала. Ей было достаточно того, что северяне зашевелились.

Волшебница по очереди, быстро, как умела, обработала их раны. Одному из деревенских летун до кости разорвал плечо, но волшебница не услыхала от мужчины ни звука, когда, перевязывая рану, неосторожно тыкала пальцами в самую середины развороченной кожи.

Северяне подобрали остроги и то, чем можно было обороняться. Миэ забрала коробку, которая так и не поддалась Дорфу — волшебница не хотела тратить время на отгадывание секрета, понадеявшись, что у нее еще будет на то время и спокойное место. Дорф вызвался нести Банру.

— Заткните уши, — потребовала Миэ. Подавая пример, таремка вырвала клок бараньего меха из овчины в оторочке жилета, смочила его слюной, скатала пальцами и воткнула в ухо. — Идти нужно быстро и заткнув рты, в случае опасности — поднимать руку. И молитесь своим богам.

Дорога назад была тягостной. Теперь первым шел один из северян, тот, что пострадал меньше остальных. Это его рука умело наколола тарона на острогу, и северянин был тем горд. Он вернул себе оружие, срезал с убитого летуна длинный кусок кожи и повязал на острогу, у самого наконечника.

Следом шла Миэ и направляла путеводный шар. За нею — северянин с мечом, Дорф с Банру на спине, и замыкал ход третий из уцелевших. Жрец продолжал находиться в беспамятстве. Миэ нашла в его ящике с зельями наполовину пустую склянку с настойкой хасиса. От такого количества жрец мог быть в царстве грез несколько дней. Миэ радовало лишь то, что в забытьи Банру не чувствовал боли.

Таремке казалось, что обратный путь стал вдвое длиннее. Они шли и шли, а впереди никак не появлялся долгожданный просвет развилки. Несколько раз приходилось останавливаться, чтобы проверить раны жреца и плечо северянина. И снова в путь.

Когда Миэ почти уверилась, что они попали в лабиринт, в игру иллюзий, путеводный шар осветил широкий коридор. Северяне замедлили шаг, первый вытянул затычку из уха и прислушался. Миэ знала, что в тайне все он надеялись увидеть здесь своих, чудом выживших. Но она уж давно не верила с такие подарки судьбы, а богиня Калиссея, любимая торгашами и игроками, не зря звалась госпожой Стервой за непредсказуемый нрав.

Знаками, Миэ поторопила остальных.

Теперь дорога пошла в гору. Небольшой наклон, но даже он с трудом давался уставшим и отчаявшимся северянам. Таремка сама пребывала в мрачном расположении духа. Путь в Хеттские горы был закрыт. Они не нашли огненных тварей и врат в царство Гартиса, но от того легче не становилось. Логово таронов, раскормленных в тепле и еде, ни за что не пропустит лакомую добычу. Миэ не могла взять в толк одного — откуда летуны брали еду? Северяне так страшились гор, что вряд ли стали бы лезть в них без нужды. Даже под страхом быть съеденными шарашами, они раздумывали, какое из зол меньше. Но тароны, без всякого сомнения, ели часто и много. И в куче мусора были остатки посуды. И еще крюки на стене для одежды.

Миэ надеялась, что найдет ответ в книгах и ящике с секретом.

Когда отряд достиг выхода на землю спустились сумерки. Воздух дурманил, хоть в нем по-прежнему оставался запах серы. Миэ вспомнила, как замерзала первые дни путешествия в Северные земли. Сейчас она многое отдала бы за пригоршню чистого снега.

Их никто не встречал. Таремка было решила, что лагерь заснул — уставшие от перехода и забитые неизвестностью, деревенские нуждались в отдыхе. Но темноту ночи не нарушали костры. Миэ выбросила шерстяные шарики из ушей и прислушалась — ни гомона дозорных, ни звука, ни шороха.

В нескольких шагах от расщелины, из которой они вышли, остался недогоревший костер и пара мешковин рядом. Ждали ведь, подумала Миэ, вспоминая Арэна, что долгим взглядом провел их в путь. Дасириец поклялся, что не сдвинется с места до их возвращения, а он всегда сдерживал свои обещания. Только нужда могла заставить его изменить решение.

— Тихо-то как. — Один из тройки поравнялся с ней, держа меч наизготовку. — Не по душе мне такая тишина.

— Мне тоже, — поддержала Миэ.