Время жить и время умирать

Эшелон шел дальше. Однажды два часа простоял в туннеле. Света не было, в туннеле тоже царила кромешная тьма. И хотя они привыкли жить в земле, туннель через некоторое время стал действовать на нервы.

Они курили. Огоньки сигарет светлячками летали в черноте вверх-вниз.

– Вероятно, машина вышла из строя, – предположил унтер-офицер.

Все прислушивались. Самолетов не слышно. Разрывов тоже.

– Кто-нибудь из вас бывал в Ротенбурге? – спросил кёльнец.

– Говорят, старинный город, – сказал Гребер.

– Ты там бывал?

– Нет. А ты? Неужто не бывал?

– Надо было тебе в Берлин двинуть, – сказал Мышь. – Отпуск один раз дают. А в Берлине куда интересней.

– Нет у меня денег на Берлин. Где я там буду жить? В гостинице? Я хочу к семье.

Эшелон дернулся.

– Наконец-то, – сказал бас. – Я уж думал, нас тут похоронят.

В темноту просочился серый свет. Засеребрился, и вот снова возник ландшафт. Приветливый, как никогда. Все теснились у окон. Вечер пьянил, словно вино. Все невольно искали свежие воронки. Но не нашли.

Через несколько станций бас сошел. Дальше сошли унтер-офицер и еще двое. А часом позже Гребер начал узнавать местность. Смеркалось. Голубая пелена висела в кронах деревьев. Узнаваемым было не что-то определенное – не дома, не деревни, не холмы, – нет, просто сам ландшафт вдруг заговорил. Он надвигался со всех сторон, сладостный, удивительный, полный нежданных воспоминаний. Неясный, никак не связанный с реальностью, не более чем предчувствие возвращения, не само возвращение, но как раз поэтому обладающий могучей силой. Сумеречные аллеи мечтаний жили в нем, и конца им не было.

Названия станций стали знакомыми. Мимо скользили места, знакомые по экскурсиям. В памяти вдруг возник запах земляники, и еловой смолы, и солнечного луга. Еще несколько минут – и появится город. Гребер собрал вещи. Стоял, дожидаясь первых улиц.

Эшелон остановился. За окном сновали люди. Гребер выглянул наружу. Услышал название города.

– Ну, будь здоров, – сказал кёльнец.

– Мы еще не доехали. Вокзал в центре города.

– Может, его перенесли. Лучше спроси.

Гребер открыл дверь. Увидел в полумраке входящих людей.

– Это Верден? – спросил он.

Некоторые взглянули на него, но не ответили, слишком торопились. Он вышел. Потом услыхал крик железнодорожного служащего:

– Верден! Выходите!

Он подхватил ранец за ремни, протолкался к служащему.

– Поезд не пойдет к вокзалу?

Железнодорожник устало посмотрел на него:

– Вам надо в Верден?

– Да.

– Идите направо, за платформу. Дальше автобусом.

Гребер зашагал вдоль платформы. Незнакомая. Новая, сколоченная из свежих досок. Нашел автобус.

– В Верден поедете? – спросил он у шофера.

– Да.

– Эшелон туда не пойдет?

– Нет.

– Почему?

– Потому что теперь ходит только досюда.

Гребер смотрел на шофера. Зная, что дальнейшие расспросы бессмысленны. Толкового ответа не получишь. Он медленно поднялся в автобус. В углу еще нашлось свободное место. Снаружи царил мрак. Он едва сумел разглядеть, что в темноте поблескивали вроде как новые рельсы. Уходили под прямым углом прочь от города. Эшелон уже маневрировал. Гребер забился в угол. Может, так сделали из осторожности, неуверенно подумал он.

Автобус тронулся. Старая колымага, на скверном бензине. Мотор чихал. Их обогнали несколько «мерседесов». В одном сидели офицеры вермахта, в двух других – офицеры СС. Люди в автобусе смотрели, как они промчались мимо. Никто не сказал ни слова. Вообще от начала и до конца поездки почти все молчали. Только чей-то ребенок смеялся, играя в проходе. Девочка лет двух, белокурая, с голубым бантом в волосах.

Вот и первые улицы. Неповрежденные. Гребер облегченно вздохнул. Через несколько минут автобус остановился.

– Конечная! Освободите салон!

– Где мы? – спросил Гребер у соседа.

– Брамшештрассе.

– Дальше не поедем?

– Нет.

Сосед вышел. Гребер последовал за ним.

– Я в отпуску, – сказал он. – Впервые за два года. – Он не мог не сказать кому-нибудь об этом.

Мужчина – его лоб пересекал свежий шрам, двух передних зубов недоставало – взглянул на него:

– Где вы живете?

– Хакенштрассе, восемнадцать.

– Это в Старом городе?

– На границе. Угол Луизенштрассе. Оттуда видно церковь Святой Екатерины.

– Ну… да… – Мужчина глянул на темное небо. – Что ж, дорогу вы знаете.

– Конечно. Ее не забудешь.

– А то. Всего доброго.

– Спасибо.