Время, вперед! Культурная политика в СССР

Время, вперед! Культурная политика в СССР

Предисловие

Настоящее издание объединено темой советской культурной политики. Такой выбор мотивирован как историко-культурными, так и актуальными проблемами нашей действительности.

В исторической перспективе тема культуры в СССР не обделена вниманием исследователей; ей посвящена почти необозримая литература. Однако оборотной стороной этого изобилия являются фрагментарность и избирательность. Научная и популярная литература интересуется преимущественно судьбой отдельных деятелей культуры и художников в советский период, а также некоторыми эстетическими явлениями – авангардом, формализмом и т. д. Описаны и определенные направления советской политики в области литературы, национального вопроса, науки, образования.

Данный сборник стремится заявить иную предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Эта перспектива определяется тем, что советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики.

Политический переворот, произошедший в обществе, отнюдь не привел к возникновению ожидаемого утопического порядка. И тем самым выявил потребность в реализации широкомасштабной управленческой политики в области культуры на всех уровнях – от элементарных поведенческих норм и установок человека до сфер высокой культуры (художественной, научной, образовательной). Классовые и политические противоречия распространились и на область культуры, наступление было объявлено теперь и на «культурном фронте». Напряжение на этом фронте нашло выражение даже в специфической форме темпорального конструктивизма в ранний советский период: слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика.

Задача реализации такой политики была программным образом заявлена после прихода к власти большевиков: определение «культурной революции» в качестве ключевого вопроса повестки дня формулируется уже Лениным. Эта политика была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Тем не менее мы имеем уникальный исторический пример властной и управленческой интервенции в область культуры, который может быть выделен в качестве самостоятельного предмета исследования и подвергнут изучению и анализу. Обращение к теме культурной политики (включая области знания и образования), организационных и управленческих стратегий позволяет, при одновременном внимании к фактическим результатам этих действий, методологически перевести разговор о таких понятиях, как «ментальность», «мифология», homo soveticus и т. п., в более определенную плоскость; задуматься о причинно-следственном взаимодействии, взвесить и оценить успех или провал различных подходов, использовавшихся в сфере культуры. Добавим также, что аналогичная проблематика стала объектом пристального внимания в современной западной исследовательской среде (достаточно назвать поздние работы Мишеля Фуко). В то же время сама уникальность советских экспериментов в области культурной политики (по меньшей мере по интенсивности и продолжительности) исключает простое заимствование готовых аналитических и методологических инструментов, требует их постоянной эмпирической проверки и коррекции.

Разумеется, в методологическом отношении в представленных здесь работах нет единообразия – эвристическая продуктивность различных подходов может быть опробована лишь на деле, да и учитывая то, что сборник подготовлен по результатам всероссийской конференции, едва ли можно ожидать иного. Однако читатель без труда заметит, что мы – наряду с классическими историко-культурными подходами – стремились активно прибегать к дисциплинирующей определенности исторической семантики, приемам институционального и организационного анализа. Наша стратегия заключается также в движении от частных кейсов к обобщениям, а не в навязывании фактическому материалу общих теорий или тенденциозных концепций.

Советская культурная политика является, однако, не только и даже не столько предметом историко-научного интереса. Через 20 лет после исчезновения советского государства мы отчетливо можем оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.

Постоянно сталкиваясь с кругом актуальных экспертных задач в этой области, мы замечаем, что наше восприятие настоящего и возможные дальнейшие стратегии неотделимы от исторического понимания генеалогии существующего положения дел, оценки исторического опыта, который является неотъемлемым фактом нашей истории, а значит, и нашего будущего.