Время, вперед !

- Не знаю. Может быть, и у нас тоже найдутся какие-нибудь... любители сильных ощущений. Во всяком случае, что касается меня, то могу сказать одно, и совершенно определенно: считаю все эти эксперименты абсолютной глупостью и технической безграмотностью. У нас строительство, а не французская борьба. Мое почтенье.

- Это ваше официальное мнение?

- Нет, частное.

- Очень хорошо.

Корреспондент РОСТА спрыгивает с подножки.

- Так и запишем.

XXI

Шаркая по завеянному пылью полу, он проходил мимо запертых и отпертых дверей номеров, мимо неподвижно повисших концов портьер и мимо портьер трепещущих, вздутых, беснующихся, вытянутых на весу во всю свою длину ветром поперек коридора.

Он заглядывал в открытые пустые номера.

Он видел светлые славянские зеркальные шкафы, железные кровати с никелированными шарами, хрупкие овальные столики, умывальники, деревянные настольные лампы с кустарными разноцветными шелковыми, туго натянутыми легкими круглыми абажурами, - весь этот рыночный отельный инвентарь, столь обычный вообще и столь непонятный, неуместный, странный здесь, среди этой знойной, древней, пугачевской степи, среди этих воюющих между собой ветров, сквозняков, буранов.

Он поднимался и опускался по лестницам, подходил вплотную к огромным квадратным клетчатым окнам в конце коридоров.

Он останавливается перед ними, как перед великолепно исполненными черно-коричневыми суховатыми, слегка подкрашенными гравюрами.

Окна выходили на все четыре стороны света - на север, запад, юг и восток.

Он переходил из коридора в коридор - от окна к окну.

Вокруг него оборачивалась и далеко открывалась замкнутая панорама строительства, полная множества четких, сухих и мелких подробностей.

Бараки, палатки, дороги, столбы, изоляторы, тепляки, краны, экскаваторы, окопы, насыпи, вагоны, опалубки, горы, холмы, травы, дымы, мусор, лошади...

Маленькие человеческие фигурки, - чем дальше, тем крошечней, - очень редко разбросанные среди огромного ландшафта, казались вместе со своими малюсенькими тенями совершенно неподвижными, как на моментальной фотографии.

Он приставил бинокль к глазам.

Бинокль был призматический, цейсовский, полевой артиллерийский бинокль с черточками и отметками на стеклах.

Георгий Васильевич подкрутил бинокль по глазам. Водянистое пространство двинулось на него, сказочно увеличиваясь и во все стороны выбегая из круглого поля зрения.

Общее уступило место частному.

Фигурки людей неподвижно разошлись, увеличиваясь до своего настоящего человеческого роста и цвета, и вышли из неподвижности.

Теперь среди черточек и отметок (среди плюсов и минусов) бинокля они шли, ехали, стояли, подымали руки, блестели очками.

"Кто они, эти люди, каждый в отдельности?" - думал Георгий Васильевич, ведя бинокль по панораме и переводя его из плана в план.

Вот, например, за полкилометра, где-то, - а где - неизвестно, потому что общее уже разошлось, - идет человек.

Как отчетливо, детально виден он!

Черные штаны, белая рубаха с расстегнутым воротом, без шапки, босой.

Он круто опустил круглую голову, крепко согнул толстые плечи и идет, часто и тупо перебирая маленькими босыми коричневыми ножками.

Вот он остановился, посмотрел вниз. Что там такое? Яма. Он остановился на краю траншеи, постоял и повернул вправо.

Он обходит траншею, он ищет спуска.

Вот он присел и спрыгнул вниз. Теперь его не видно. Проходит минута. Вдруг он появляется из-под земли, по ту сторону окопа. Он перебрасывает через голову какую-то проволоку.

Мелькает белая рубаха. На спине она потемнела, промокла.

Куда он идет - этот маленький босой человек в пропотевшей на спине рубахе? Кто он такой? Что он ищет? Как его зовут? Что он здесь делает на строительстве? Какова его судьба, какова его роль? О чем он думает?

Неизвестно.

Георгий Васильевич переводит бинокль на девяносто градусов вправо.

Он переводит его медленно и плавно.

Но предметы - столбы, крыши, повозки, неровности почвы, вагоны, трубы несутся со стремительной, бешеной быстротой, рябя и сливаясь справа налево стеклярусом нескончаемой карусели.

Георгий Васильевич только немного повернул голову на юг, а там - в этом волшебном оптическом мире бинокля - пронеслось несколько полосатых километров настоящего земного пространства.

Он остановил бинокль.

Теперь был совсем другой участок. Вероятно, жилищный.

Какое-то деревянное крыльцо, ступеньки, перила. Турник. Рукомойник на высоких деревянных ногах. И человек пятнадцать - двадцать в разных положениях.

Иные сидят на ступеньках. Иные лежат на земле. Иные стоят. Один, белоголовый, ухватился руками за штангу турника и подтягивается на мускулах вверх. Один обхватил, обнял столб. И все - молодежь.

Ярко и четко видны цветные рубахи, желтые и синие футболки, платочки, юбки, серые брезентовые штаны, веревочные чуни.

Зачем они собрались? Что они делают? Кто они такие? Поют? Разговаривают? Отдыхают? Собрались играть в футбол? Может быть, физкультурники? Экскурсанты?

Неизвестно.