Время, вперед!

В углу этой маленькой комнаты, более похожей на кабину купальни, чем на кабинет начальника участка, на табурете стояла жестяная тарелка с объедками.

Нечто среднее между кривой бараньей косточкой и коркой черного хлеба.

Маргулиес снял очки и близоруко всматривался, стараясь определить, что же это такое в конце концов: косточка или корка?

Налбандов брезгливо покосился на него.

– Нуте-с?

Маргулиес надел очки и механически вынул из бокового кармана желтый виртуозно очинённый карандаш. Он положил его на ладонь и легонько подкидывал, любуясь зеркальными гранями.

– Что вас, собственно, интересует? – шепеляво и несколько робко спросил он, не глядя на Налбандова.

– Положение на участке. Вообще.

Налбандов нажал на слово "вообще" и опять небрежно устремил взгляд в пространство между Маргулиесом и окном, в котором страницами перелистываемой книги мелькали свет и тень идущего состава.

Свет и тень мелькали справа налево. Состав шел слева направо.

На дощатой стене за Маргулиесом мигали графики, диаграммы, печатные плакаты в красках: санитарная инструкция первой помощи при ранении; спасение утопающего; как надо обращаться с газами; разноцветные баллоны: кислород синий, ацетилен – белый, водород – красный; литографированный портрет Карла Маркса.

Борода у Маркса была желтовато-белая, усы – с чернотой; элегантный сюртук, в длинном вырезе которого узко белела крахмальная сорочка; и еще висело на ленте что-то круглое.

"Монокль, что ли?" – подумал, слегка пожимая плечами, Налбандов.

– Вообще… – сказал Маргулиес и сосредоточенно подоил себя за нос. – Вообще картина на сегодняшний день по Коксохимкомбинату такая…

– Нуте-с… Нуте-с…

Маргулиес сосредоточенно свел глаза.

– По кладке мы имеем по восьмой батарее восемьдесят и семь десятых процента задания, по седьмой батарее шестьдесят и девять десятых. Земляные работы по фундаменту силосов – приблизительно сто двадцать процентов задания, по эстакаде…

– Это я знаю, – отрезал Налбандов. – Дальше. Бетонная кладка?

– По бетонной кладке мы имеем такую картину: башмак закончен, плита под шестую батарею закончена; в шестнадцать восемь начали лить пятую.

"Кажется, монокль, – подумал Налбандов. – Не может быть".

Он резко повернулся на табуретке.

– Виноват. Начали лить в шестнадцать восемнадцать. Сейчас у нас…

Налбандов, не торопясь, расстегнул пальто, открыл его, как литую дверь несгораемого шкафа, и вынул золотые часы.

– Сейчас у нас восемнадцать пятьдесят две. "Закроют столовую", подумал Маргулиес. Налбандов щелкнул крышкой и спрятал часы.

– Сколько перемесов? – спросил он преувеличенно небрежно.

Маргулиес склонился над столом и осторожно коснулся бумаги кончиком карандаша, острым и длинным, как иголка.

– Точно не могу вам сказать, но приблизительно сто тридцать – сто пятьдесят.

– Так-с. Пятьдесят перемесов в час. Гм!

Он саркастически крякнул и, не в силах больше владеть собой, вскочил с табуретки и подошел к портрету Маркса.

Он стал его вплотную рассматривать.

"Действительно, монокль. Курьезно".

Он заложил руки за спину и повернулся к Маргулиесу.

– Интересно.

– Да, это очень интересно, – сказал Маргулиес просто.

– Вы находите?

Налбандов снова сел к столу.

Маргулиес встал и прошелся по комнате. Проходя мимо тарелки, он низко нагнулся. Нет, это не косточка, а корка. И кроме того – немного сухой каши. Он опять сел на свое место.

Налбандов нашел на столе искусанный химический карандаш и брезгливо положил его на ладонь.

Теперь они сидели друг против друга, взвешивая над столом на ладонях карандаши, словно желая точнейшим образом определить их вес.

– Надеюсь, мне вам не надо напоминать, – негромко и слишком спокойно сказал Налбандов, – что меньше двух минут на каждый перемес не полагается. Это азбучная истина. Вы можете ее найти в любом учебнике.

Он нажал на слово "учебник".

– Между тем вы позволяете у себя на участке делать один перемес в одну и две десятых минуты.

– Для нас сведения, заимствованные из любого учебника, не обязательны. Учебники выходят каждый год в исправленном и дополненном виде.

Маргулиес сказал это тихо, шепеляво, почти шепотом. Он, видимо, сосредоточил все свое внимание на карандаше.

– Это все прекрасно, в данном году рекомендуется руководствоваться учебными пособиями данного года. Не так ли?

– Почему же нам не воспользоваться поправками будущего года, если мы открываем их в настоящем?

– Ах, вы хотите опередить время?

– Мы хотим выполнить промфинплан.

– Не вовремя!

– Идти вперед всегда вовремя.

– Впрочем, мы, кажется, перешли в область философии. Вернемся назад. Вы, кажется, ведете работы на бетономешалке Егера?

– Да.

– Надеюсь, вам известно, что в паспорте этой машины черным по белому напечатано, что время одного перемеса не может быть меньше одной и пяти десятых минуты.

– Известно.

– И все же вы берете на себя смелость, так сказать, взять под сомнение компетенцию составителей этого паспорта? Официального паспорта мировой фирмы?

– Официальный паспорт пишут такие же самые люди, как мы с вами, грешные.

Маргулиес сказал это и чуть заметно улыбнулся, сообразив, что он повторяет давешнюю фразу Фомы Егоровича.