Читаем Время, вперед! полностью

Наконец, они на него наткнулись.

Он широко шагал по высокой насыпи, уткнув нос в бумажку. Он спотыкался. Он каждую минуту мог свалиться вниз. Он был поглощен чтением.

Одним духом взлетел Винкич на насыпь и встал перед Маргулиесом.

– Здорово, хозяин! – закричал он веселым страшным голосом.

Маргулиес остановился. Увидел Винкича. "Ну что ж, – сказала его улыбка, – ничего не поделаешь. Поймал".

Они поздоровались. А уже на насыпь карабкался Георгий Васильевич.

Тут Винкич и козырнул Георгием Васильевичем.

Он сделал непроницаемо-официальное лицо и холодно сказал:

– Познакомься, Давид. Познакомьтесь, Георгий Васильевич. Это инженер Маргулиес, начальник участка. Это тебе, Давид, не надо объяснять кто. Само собой понятно. И в данном случае Георгий Васильевич интересуется одной вещью. Не можешь ли ты нам объяснить?

– Да уж, пожалуйста, – сказал Георгий Васильевич, стряхивая с колен землю.

– Георгий Васильевич хочет знать, – с ангельской нежностью сказал Винкич, – твое мнение по поводу харьковского рекорда. И еще Георгий Васильевич хочет знать, собираешься ли ты что-нибудь предпринять со своей стороны. То есть собирается ли твой участок. В общем – какие вы делаете из этого харьковского рекорда выводы?

– Да, да. Возможно ли это? То есть то, что Харьков… Возможно ли? робко вставил Георгий Васильевич.

Маргулиес сосредоточенно зажмурился и опустил голову.

– Видите ли, – сказал он довольно твердо. – Я считаю, что в харьковских показателях нет ничего сверхъестественного. Этого следовало ожидать. При строго научной постановке подобного опыта всегда можно добиться более или менее высоких, гм, темпов. А что касается нас, в частности моего участка, то как вам сказать? Тут много самых разнообразных обстоятельств… Лично я считаю, что, конечно, можно попробовать… отчего же не попробовать. Может быть, нам удастся – но подчеркиваю: при строго научной постановке опыта может быть, нам удастся довести количество перемесов, скажем, до…

Он задумался, как бы взвешивая еще раз про себя все доводы и данные.

– Ну? – сказал Винкич, вынимая книжку.

Маргулиес слегка поморщился.

– Ну, скажем, можно попробовать довести количество перемесов до трехсот десяти, трехсот двадцати… Даже, быть может, трехсот тридцати. Но, конечно, повторяю, нужно тщательно подготовиться.

– Скажите! – воскликнул Георгий Васильевич. – А вот, представьте себе, инженер Налбандов тоже, знаете, крепкий парень…

Винкич осторожно дернул его за макинтош. Георгий Васильевич остановился. Но уже было поздно. У Маргулиеса переменилось лицо. Оно вдруг стало непроницаемым и неприятным.

Винкич про себя выругался: дернул Георгия Васильевича черт за язык произнести при Маргулиесе это имя.

– Ну так что же, Давид, – сказал Винкич, – когда же ты будешь бить Харьков? Сегодня, что ли? Кто у тебя на третьей смене? Кажется, Ищенко? А что же, Ищенко парень крепкий. А?

– Не знаю, – сказал Маргулиес вяло. – Не думаю, чтобы сегодня.

"Ой, думаешь, собака", – подумал Винкич.

– Не думаю, чтобы сегодня. Надо посмотреть, подготовить… Вероятно, завтра, а быть может, и послезавтра…

Он помолчал.

– Знаете что, товарищи, – сказал он, – приходите-ка на участок завтра в шестнадцать часов. Может быть, завтра… попробуем… Вам это, пожалуй, будет интересно… Особенно вам, Георгий Васильевич… А пока вы меня простите…

Маргулиес притронулся к кепке и протянул беллетристу руку. Он ушел.

– Ну? – спросил Георгий Васильевич.

– Знаю я, какие у него дела, – пробормотал Винкич. – Так вот, значит, Георгий Васильевич, такое положение. Что мы имеем?

– Мы имеем два мнения: Налбандов говорит, что нельзя, Маргулиес – что можно.

– И даже нужно, – прибавив Винкич. – Я его, собаку, хорошо знаю. Он думает, что нужно, и я вам клянусь чем угодно, что именно сегодня, а не завтра или послезавтра, он будет бить Харьков. Именно сегодня. Ну, мы еще успеем. Какой осторожный, черт…

– Значит, так, – сказал Георгий Васильевич. – Налбандов считает, что абсолютно нельзя. Маргулиес считает, что можно триста тридцать. Очень интересно.

Они напрямик пошли к тепляку.

Винкич подошел к Корнееву.

– Ну, Корнеич, а ты что скажешь?

– Четыреста замесов – это уже как факт, – быстро сказал Корнеев, сразу поняв, в чем дело.

И слово замес он опять произнес так, как будто это было не русское слово, а испанская фамилия – Zamess.

– Интересно, – сказал Георгии Васильевич.

– Уж будьте уверены, – пробормотал Винкич и тут же, увидев Ищенко, подошел к нему: – Ну, а ты как думаешь, хозяин?

Ищенко тоже понял его сразу.

– Что я думаю? – сказал он сердито. – Думаю, что не меньше, как четыреста пятьдесят.

– Пятьсот! – закричал, подбегая, Мося.

Высоко в небо уходила решетчатая стрела семидесятиметровой бетонолитной башни. Для того чтобы увидеть ее верхушку, надо было задрать голову. Тогда казалось, что она косо летит в синем небе, полном быстрых и горячих облаков.

Ковш с человеком поднимался по ней, как температура.

<p>XXXI</p>

Просьба мистера Рай Рупа вполне отвечала тайному желанию Налбандова.

Все же он счел необходимым сухо и бесстрастно пожать плечами.

– Итак, вы хотите видеть окрестности? Прекрасно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза