Читаем Время воздаяния полностью

И я учил их беречь и не убивать друг друга, ибо делая сие, они покушаются на владение господина своего и огорчают его, и страшен будет гнев его для того, кто ослушается. Учил не красть и вовсе не желать никакого имущества ближнего своего, ибо не следует делать того, чего сам не желал бы себе, а кто же того себе пожелает, кроме одних лишь безумных? И не уподобляться скотам, и не делать пред лицем господина своего мерзостей, которым научились они от просочившихся к ним порождений вод внешних: и мужчинам — не спать с мужчиною, а женщинам — не вставать перед псами, или верблюдами, ибо это есть непотребство; и учил я даже просто не желать жены ближнего своего и мужа подруги своей, хотя бы и дальней, потому что это есть блуд и очень запутывает отношения между людьми, не говоря уже о дурном влиянии на детей.

И столь истинно и спасительно было то, чему я наставлял, что с каждым произнесенным мною словом сила и радость моя прибывали неудержимо, как могучие воды в реках, вздувающихся весною от хрустальной силы чистейших горных ледников; и хотя вода в реках несет с собою также всякий мусор и грязь и причиняет порою большие разрушения там, где проходит — там, где она проходит, вслед за тем расцветают луга, и земледельцы возделывают поля свои в радости, благословляя воды, оросившие их весною. И уносят благословенные весенние воды мусор и грязь, умывая смеющееся детское лицо живой природы, запрокинутое к холодному в своей синеве небу, глядящему на нее с отеческой любовью и строгостью из — под косматых облачных бровей. А что не смывает — счищают земледельцы с обуви своей, вернувшись с полей к домам своим, и женам, и детям своим, счищают палочкой, но все — таки оставляют даже самую рабочую обувь у порога, дабы не проникала принесенная ими невольно грязь мирская за порог, дабы не проникали в жилище человеческое твари, возможно случившиеся в этой грязи и произошедшие из темной глуби вод внешних, окружающих драгоценную сферу, сотворенную общим господином нашим. Ибо лишь эти твари и несомая ими тягость, наследованная ими по происхождению их, делают земную почву — грязью, мерзостью, которую не должно допускать в жилища свои, дабы не отравила и не разрушила она жизни человеческой. Ибо именно эти твари имеют повеление от породивших вод делать это, дабы умалить и сокрушить великое творение господина нашего; и для того именно они учат людей принесенной ими мерзости — убивать, красть, творить непотребство в похоти своей — и учат вместо господина нашего поклоняться себе: и ложится оттого на души и жизнь человеческую тайно принесенная ими тягость внешних вод, и разрушается жизнь человеческая от этой тягости и от гнета ее.

Радостный и сильный, обходил я далее моря и земли, неся свой глагол, и глагол тот был — «любить». И жег я глаголом своим сердца людей нестерпимо, как было мне велено, ибо любить следовало ближнего своего, а наипаче господина нашего и дела его, а это совсем не просто; но тот, кого обожгло глаголом, наставлялся им, а тот, кто следовал ему — получал от него утешение и спасение от тягости. Я шел все дальше и дальше и учил многих, и никто не мог остановить меня и не мог ничем препятствовать мне, ибо таково было данное мне повеление. Десятилетия сменялись десятилетиями, но работы мне не убывало, потому что рождались все новые и новые дети от любви, и многие — к сожалению моему — без нее, и поднимались все новые и новые поколения на смену своим отцам и дедам, обожженным мною когда — то, крепким и стойким, как бывает крепка и стойка посуда, сделанная из глины и обожженная огнем, а сделанная из глины посуда, но не обожженная, расползается от воды — ибо глина, из которой она сотворена, есть изначально также грязь, что несет на себе печать тягости враждебных вод внешних. И понял я скоро, что творит людей из глины господин мой и сила его, а данное мне повеление означает — обжигать их для крепости. И подивился я тогда мудрости сего и, подивившись несколько времени, продолжал дело свое со рвением.

* * *

И прошло много времени, и много обошел я стран и много видел народов — и вернулся в странствиях своих в землю, откуда вышел когда — то исполнять данное мне повеление.

В предвечерний час, когда жгучее солнце уже готово было коснуться далекой горной гряды, прохладные ущелья которой давно, еще ранним утром были мною пройдены, когда тень моя, верно следовавшая за мною единственной безмолвной спутницей, вытянулась невероятно и стала темно — лиловой, когда звуки дня уже делались тише и осторожнее, готовясь уступить наполненное ими в воздухе место задумчивым звукам ночи, пересек я границу бесприютного иссохшего края, где обрел некогда свое новое предназначение.

Перейти на страницу:

Похожие книги