Время тяжелых ботинок

Место на кладбище – самое престижное. На купленном участке Кинжал оплатил и последующее перезахоронение матери и бабушки.

Оперативно организованные похороны охраняла местная милиция.

Отпевал отец Василий. Оказывается, Веточка, как и сестра, была крещёной.

Во дворе их родительского дома накрыли столы для желающих помянуть безвременно ушедшую из жизни 19-летнюю землячку.

Не пришёл ни один человек.

Даже местные алкаши не позарились на халявную дорогую водку, привезённую из Москвы.

Охрана проверила дом на предмет прослушки.

Кинжал жестом показал, чтобы СМОТРЕЛИ, и заперся изнутри вдвоём с пришибленной Олесей.

– Рассказывай; не торопись; всё по порядку; со всеми подробностями.

Олеся ещё утром сообразила – ей ничего не будет.

Единственный следователь, прокурор, судья и палач у неё один – её красивый Леонид, которого слушаются и менты, и местные бандиты, как строгого воспитателя в детском садике.

Когда в седьмом часу утра он влетел сюда, Веточка лежала на ковре в засохшей луже крови. Рядом – орудие убийства, хозяйственно-бытовой топор. Во всём доме горел свет. Олеся с густо накрашенными губами, распущенными волосами в богатом чёрном пеньюаре танцевала под песню «Чашка кофею», даже не завесив окна и не закрыв дверь, а звук – на полную громкость.

Но уже через полчаса все улики, обильно политые бензином, догорали на огороде.

Потом Кинжал заставил найти среди пепла топор без топорища, лично отвёз его на Оку и зашвырнул в воду, сначала узнав, где там самое глубокое место.

С Олесей всё это время находился в спальне его охранник Глеб. В его задачу входило одно – время от времени подливать в рюмку её любимый яичный ликёр и следить, чтобы убийца ни с кем не общалась.

Но Олеся была трезва.

Спокойная и равнодушная ко всему происходящему, женским чутьём она уловила, что прежняя жизнь закончилась, и больше никогда не вернётся. Она успела понять, что ничего хорошего этой ночью не случилось, а скорее, наоборот.

Да, эту ненавистную сучку она убила. Но где же радость или хотя бы облегчение?

– Есть хочешь?

Это уже было по-отечески, – Кинжал словно услышал свой голос со стороны.

Здесь стоял нестерпимый запах хлорки.

Смыванием следов занимались его телохранители и делали они эту грязную работу так, как считали нужным – запах пока не выветрился. Зато – «чисто», как говорили эти хваткие бывалые ребята.

– Олеся, девочка моя. Я бы ни за что тебя сейчас не пытал, но мне срочно надо знать, что здесь произошло – во всех деталях. Веточку уже не вернёшь, а нам с тобой ещё жить да жить. Но в случившемся нужно обязательно разобраться. Может, выпьешь ещё любимого ликёра?

Олеся была в наскоро собранном траурном одеянии – брюках и водолазке. В белых пышных волосах – любимая чёрная лента.

Она подошла к Кинжалу и уселась на колени.

Московский «следователь» легко приподнял стрёмный груз и усадил на стул:

– Ласточка моя, сейчас нужен конкретный базар – за мочилово, которое ты здесь устроила. Или это – не ты? Может, кто-то другой? Тогда – кто? Давай, колись по-шустрому, и рвём отсюда когти – навсегда.

Данный филологический стандарт был Олесе ближе.

И озерковская ведьмочка заговорила:

– Ветка продала те перстенёчки.

– Это она сама тебе сказала?

– Нет, я увидела, что коробочка пустая. Они лежали вместе, мой – с круглым камешком, её – с овальным. Я спросила – где подарок Леонида? Она хихикнула, что толкнула на базаре.

– И ты сразу – топором?..

– Нет. Я говорю, тогда где деньги? Она тут же побежала смотреть коробочку, потом налетела, вцепилась в волосы. Стала кричать, что убьёт…

«Как нашкодившая студентка библиотечного техникума».

Чем рельефнее вырисовывалось происшедшее здесь, тем больше у Кинжала холодело в груди.

Мысли роились, наползали одна на другую.

– Что было потом?

– Я закричала, боялась, вырвет волосы. Она отпустила, а я побежала на кухню, за топором. Прибегаю, она роется в том ящике… Я и рубанула, сзади. А зачем она продала, они были такие красивые…

– Собери самое необходимое, не забудь все деньги, документы и драгоценности, что есть в доме. Ребята проводят тебя в машину. Ни с кем не разговаривай, сиди там и носа не высовывай. Скоро поедем в Москву.

Во дворе с ноги на ногу переминался Ржавый, здешний «положенец».

Он понимал, что проблемы – лично у него, а не в этом доме, чтоб он сгорел!

Уважаемые московские люди попросили его приглядывать за сестричками, и – вот тебе на!

Когда он увидел, что прямо на него идёт сам Кинжал, понял, сейчас будет решаться, как ему дальше жить и, главное, где: на том свете или по-прежнему на этом?

– Братан, войдём в дом, – Кинжал был собран и интеллигентен.

– Скажи, за сестричками присматривали какие-то определённые пацаны или они всё время менялись?

– Хвощ и Тыра, оба живут по соседству, в зоне прямой видимости. Народ надёжный, проверенный.

– Они сейчас с тобой?

– Нет, оба отпросились, когда ты приехал, – на рыбалку. А то, жаловались, поссать отойти некогда.

– А где рыбачат?

– Их кореш в курсе – Шмель. Сейчас найдём.

Кинжал вспомнил завербованного им бомбилу. Теперь, наверное, солидный хозяин автосервиса.

– А что за Шмель? Физически он – как?